Никто и не заметил, как отец девочки ушел, позволяя другим заботиться о своем ребенке.
К вечеру у Алисы поднялась температура. Ее упрятали под гору одеял, с горчичником на груди, а перед тем долго растирали и поили всякой гадостью. Наконец ее оставили в покое. Алиса ужасно беспокоилась за Джетльмена, которого не видела еще с реки. Он наверняка переживает. Хоть бы он не успел еще исчезнуть туда, откуда сложно сбежать, хоть бы она успела сказать ему что с ней все хорошо!
Она прождала целую вечность. Он пришел, когда она уже почти уснула: просочился в щель приоткрытого окна — даже больного ребенка никто бы не рискнул запирать в душной комнате безо всякого доступа кислорода. Проще еще одно одеяло накинуть.
Заметив краем глаза знакомую тень, девочка так обрадовалась, что почти закричала:
— Ты пришел! Какой ты молодец, что пришел!
Она решила, что Джентльмена задержали обстоятельства, но на самом деле он все это время был где-то рядом. Подойти к Алисе ему мешал стыд.
По его поникшим плечам, понуро опущенной голове и по тому как он старательно прятал взгляд, Алиса догадалась что что-то не так.
— Как ты? — спросил он деревянным голосом.
— Да я отлично! Не обращай внимания на весь этот кокон, ты же знаешь, взрослые вечно раздувают из мухи слона. Ты почему такой грустный? Прости я не хотела тебя пугать своей выходкой!
— Ты ведь не виновата. Я очень рад, что ты в порядке.
Он замолчал, глядя в пол.
— Но ты не все сказал, — догадалась девочка.
Он пожал плечами.
— Но все же хорошо кончилось, — огорчилась Алиса, — ну хочешь, я пообещаю, что больше никогда не буду с тарзанки прыгать? Я ведь почти не испугалась, папа меня сразу спас.
— А я не смог тебя спасти, — глухо сказал Джентльмен.
— Ты потому грустный. — догадалась Алиса, — это не страшно, ты же не виноват, что не мог…
— Но я мог! — перебил ее Джентльмен. Он нахмурился и сжал кулаки, но девочка поняла, что его ярость направлена не на нее. Джентльмен злился на себя.
— Помнишь, я говорил что на самом деле я не здесь и сбегаю из другого места чтобы быть с тобой?
Алиса кивнула.
— Я мог тебя спасти, но тогда мой побег бы заметили… и после этого я бы уже не смог к тебе вернуться.
— Никогда-никогда? — испугалась Алиса.
— Никогда-никогда.
— Тогда ты все правильно сделал. Умереть плохо…но никогда больше тебя не увидеть — намного хуже. Хорошо, что не пришлось выбирать.
Она пожала плечами стряхивая заглянувшее к ним похоронное настроение:
— Ну, хватит дуться! Все кончилось хорошо, хуже было бы если бы тебе пришлось исчезнуть, ты ведь мой лучший друг!
Он улыбнулся:
— А ты — мой. Как же тут исчезать, тебя страшно одну оставить, вдруг еще в какую переделку попадешь!
— Ну уж нет! Теперь я буду очень очень беречься. И тебе не придется меня спасать. Договорились?
— Договорились.
Алисе удавалось держать слово и избегать смертельной опасности еще четыре года. В том, что это обещание было нарушено, не было ее вины.
Глава 2: Не уходи
Алиса решила сбежать.
А все потому, что в тот самый день одной из ее подруг — насколько могут быть подруги у девочки поглощенной дружбой с приведением, — исполнялось восемнадцать. Чтобы отметить эту знаменательную дату, виновница торжества позвала подружек отпраздновать в огромной дядиной квартире. Добровольно ли упомянутый дядя согласился организовать на своей территории шабаш, или же на него оказали давление — истории неизвестно. Располагались трофейные хоромы в городе в трехстах километрах от их родного поселения. За день до этого, компания девочек, шумная и веселая ровно настолько, насколько могут быть шумными и веселыми, опьяневшие от духа свободы подростки, погрузилась в поезд и к утру они были на месте.
Проведя в обществе нормальных живых людей вечер и ночь и еще большую часть дня, Алиса почувствовала себя смертельно уставшей от нормального безоблачного веселья. Вот почему она так обрадовалась, почувствовав, что Джентльмен где-то рядом, и воспользовалась первым же шансом чтобы поговорить с ним наедине.
Чувствуя себя шпионом из популярных фильмов, она, никем не замеченная, выскользнула из квартиры и вышла во двор.
Пейзаж был довольно безрадостен: живописная конструкция детской площадки, когда-то яркой, а теперь с облупившейся хлопьями краской, вполне сошла бы декорацией для какого-нибудь постапокалипсиса; добавляли колорита и болотистые весенние лужи и сугробы, похожие на клочки грязной пены, застрявшей в сливе раковины. Начало весны как переходный возраст: невинная белизна сугробов уже пропала, а настоящее тепло еще не наступило, зато в воздухе щедро разлита надежда, ведь какой бы весна ни была, все равно, в конце концов, наступит лето.