Алиса ничего не сказала, но бросила на Матвея удивленный взгляд, который он заметил.
— Ничего удивительно-эзотерического я не говорю, — проворчал он, — Это не какое-то секретное знание, а просто сумма жизненных наблюдений. Бывало, есть у тебя приятель, работает безликим менеджером в безликом офисе, ненавидит свою работу, да еще и гордится этим, серый с зеленцой, веселый, но больно уж замордованный человек. Знаешь, почему Москве люди в двадцать пять выглядят на заплывшие сорок? Я про себя это называл "печать заебанности". Вот едешь ты с таким залюбленным жизнью на шашлыки с компанией, и там, потеплев и расслабившись все начинают в охотку петь. И выясняется что у замухрышки, твоего приятеля, голос такой, что белок можно диапазоном сбивать, да и фиг с ним с голосом. Смотришь на человека: а он на глазах хорошеет, светится изнутри, сияет. Он замолкает, и ты спрашиваешь его: почему же ты не поешь, раз так любишь это, видно что прет тебя. Он отмахивается и лепечет что-то, мол, где петь, да чтобы серьезно этим заниматься деньги нужны, а несерьезно — зачем? И даже когда говоришь ему зачем — да для себя же, отмахивается. А смотришь на него через годик два и видишь — затухает человек, глаза гаснут, и стареют такие совсем быстро, душа из них уходит, а почему — не понимают. И сколько раз я такое видел. Человек, на все плюнувший и занимавшийся на досуге каким-нибудь выпиливанием лобзиком зверюшек, куда счастливее того, кто говорит что нет на это ни времени ни условий. Отмазки все это, глупости. А дар задушенный внутри становится отравой. С магией, уверен, еще серьезней дела обстоят.
— Ты прав, — кивнул Сергей, — Куда серьезней. Зарытый талант к магии это минимум — сумасшедший дом, а максимум бывает всякий. Вот кстати и он, наш зарытый талант.
Человек в сером не обманул их и никуда не уехал, а то что вид имел безрадостный, то все трое ему простили.
— Первым делом, давайте познакомимся, раз встретились наяву. Скрываться нет смысла — сказал он и обвел троих требовательным взглядом, означающим что их имена он желает выслушать первыми.
Когда они по очереди назвались, человек в сером кивнул и сказал:
— Меня зовут Виктор. Я человек, через которого хозяин мира смерти предпочитает смотреть на мир жизни.
Произнес он это буднично и скучно, так что стало ясно, что титул не вызывает в нем ни капли трепета.
— Раз уж вы нашли меня, я готов выслушать вашу просьбу, — сказал он, — хотя заранее не обещаю, что смогу помочь.
— Этого никто обещать не может. — успокоил его Сергей. — Стопроцентные гарантии дают только идиоты.
— Ты знаешь, что такое Дом на Перекрестке? — спросил Матвей. Виктор пожал плечами.
— Слышал там, слышал тут, — ответил он. — Так что скорее нет, чем да. Не рассчитывайте, что мне известно все о ваших делах, я всегда старался держаться от них подальше.
— Почему? — не удержался Сергей. — Тебе выпала необыкновенная, чудесная судьба, за которую многие в этом Мире бы отдали все. Я никак не могу понять почему ты так горячо отрицаешь причастность ко всему этому.
— Мне нравится моя жизнь. Она простая и сложная одновременно, но ее я могу понять и контролировать. Как только в мою жизнь приходит магия, все переворачивается с ног на голову. Я перестаю понимать очевидное, все может быть подвергнуто сомнению. Я начинаю узнавать вещи, которые навсегда меняют мое отношение к жизни. В магии мне не на что опереться, ничему нельзя доверять. Поэтому я держусь от нее подальше, — ответил Виктор. Его аж перекосило, пока он это говорил и Алиса с сочувствием подумала, что ему нелегко приходится. Когда дар настолько не в дружбе с внутренней природой, с ним нелегко примириться.
— Но тебе придется повернуться к магии лицом, — сказала Алиса, вслух, хотя собиралась промолчать. — Рано или поздно. Наше появление сегодня в твоем мире, только один из первых сигналов.
— Это я уже понял, — с досадой сказал Виктор. — Хватит обсуждать меня, времени не так много.
— Время, — сказал кто-то, бесконечно тихо, но так, что каждый четко услышал каждую букву. — Есть.
Наступила сверхьестественная тишина и Алиса почувствовала себя так, будто оказалась в космосе, одна на много миль вокруг. Исчезли не только звуки, но и ощущения от других людей, то, что мы чувствуем фоном, все время. Стол под локтями стал ощущаться, как сквозь вату. Кофе во рту потерял вкус, став пресным, как слюна, горячая чашка в руках остыла, цвета стали тусклыми, свет — как луч солнца в пыльной комнате