Слова девушка запоминала легко, вот с произношением выходило хуже: для этого, наверное, нужно было быть саврянкой или хотя бы прожить в Саврии много лет. Сначала Альк над ней посмеивался, потом перестал: её старания, тем не менее, были достойны уважения. Сам Альк обучался ринтарскому языку с детства, буквально с самого рождения, и потому это оказалось для него несложным. А Рыска, не смотря ни на что, была хорошей ученицей, делала успехи, и ей как ученицей можно было гордиться.
...На четвёртый день, вернее, вечер в кормильне девушка вернулась от кормильца, к которому ходила за ужином, возмущённая до глубины души, и шваркнув на столик поднос с тарелками, плюхнулась в кресло.
Голодный Альк сначала спокойно поужинал, а уж потом обратил внимание на хмурую и непривычно молчаливую девушку.
- Ох... ну, что там случилось? - поняв, что рассказывать она не собирается, а любопытство проходить не желает, спросил он.
Рыска посмотрела на него, словно сомневаясь, стоит ему рассказывать или нет, а потом всё же решилась.
- Там, в зале... два стражника... - начала она, шмыгнув носом.
- И что?
- Долго косились на меня, посмеивались, а потом один сказал: «Неплохая коровка ринтарская, а?», а другой: «Да, я б на такой покатался!» Ну и ещё несколько слов, я таких не знаю.
Альк со вздохом поднялся с кровати, потянулся, стал одеваться. Выговорившаяся и, как многие женщины в подобной ситуации, тут же успокоившаяся Рыска, уже выбросила было инцидент из головы, но вынуждена была снова спохватиться, особенно когда Альк, приведя себя в порядок, кивнул на дверь.
- Пойдём, - велел он Рыске.
- Не надо! - взмолилась девушка, поняв ситуацию по-своему, - Не надо никого бить!
Альк усмехнулся:
- Да никого я бить не буду, - пообещал он Рыске. - Пойдём! - и взял её за руку.
- Что мы там делать будем? - с недоверием спросила девушка, семеня за ним по лестнице.
- Саврянским языком заниматься, - с хмурой усмешкой ответил Альк.
Рыска нехотя пошла за ним, давно уже запомнив, что спорить с белокосым себе дороже. Будь что будет, решила она, в конце концов, стражники сами виноваты: надо думать, прежде что-то сказать.
- Я просто буду спрашивать, ты отвечай, - распорядился Альк, когда они спустились в зал для гостей. - На них не смотри. Вон те?
- Да.
Альк кивнул и повёл её за свободный столик по соседству с тем, который занимали стражники.
Когда они оказались на месте, Альк галантно отодвинул Рыске стул, а после сам присел напротив неё, краем уха уловив наступившую за соседним столом тишину. Тут же к ним подоспела служанка, и Альк, быстро заказав им с Рыской по кружке варенухи, стал задавать Рыске вопросы... по-саврянски!
Девушка стала отвечать, сначала заикаясь, краснея, и украдкой всё же косясь на стражников, а после всё же расслабилась и вошла во вкус. Даже про своих обидчиков забыла.
Господа стражники, которых к тому времени было за столом уже не двое, а шестеро, через десять щепок после появления Рыски уже в обществе Алька здорово напряглись, а после и вовсе начали торопливо собираться; когда же Альк как бы невзначай бросил взгляд на одного из них, лишь на миг встретившись с ним глазами, то вылетели всей честной компанией, оставив на столе недоеденное и недопитое, едва успев швырнуть на стол горсть монет.
- Видела? - самодовольно спросил Альк уже по-ринтарски.
Рыска лишь покачала головой и еле сдержала горестный вздох. Она ни щепки не сомневалась, что Альку все подвластно. Он вообще стал для неё новым богом. Жаль было лишь одного: всю жизнь молиться этому богу, похоже, не получится. Ведь если верить его предчувствию, в любой момент всё может рухнуть, и тогда... тогда она останется одна. И станет ещё хуже, чем было.
Но говорить об этом - значит, всё испортить прямо сейчас.
И девушка снова через силу улыбнулась, стараясь не показать, что за мысли её преследуют: да, она видела, конечно, любимый, ты как всегда лучше всех!
***
К вечеру шестого дня Рыска поняла: ей не кажется. Альк напряжён до предела. Он стал, таким, каким становился всегда накануне тяжёлых и решающих событий, -
немногословным и задумчивым. А вот любил её как никогда, словно в последний раз - ей даже закричать от удовольствия захотелось, но она, конечно, застеснялась и сдержалась.