- Помилуй Хольга нас, грешных! - молец осенил в ответ знаком богини и себя, и прихожанку. - Помолюсь, конечно, помолюсь, - пообещал он, - но раз такое происходит, Вы творожников испеките да на жальник ему отнесите... А ещё лучше, поминки по нему соберите, - посоветовал он, - а то, похоже, некому его и помянуть-то стало, вот и беспокоит. Ведь некому?
- Ох, некому, батюшка, Ваша правда, некому... - вздохнула женщина. - Как умер, так все и разбежались. Никогошеньки не осталось. - она покачала головой. - Что родственники со сгоревшего хутора не унесли, то весчане по дворам в тот же год растащили... И никто из родни с тех пор в веске так и не появляется, словно вымерли... Её вон муж, - она понизила голос едва ли не до шёпота, кивая на молящуюся старуху, - братом ему приходился.
Молец понимающе кивнул: приходилось ему не раз слышать о хуторчанине со сгоревшего хутора, хотя и не застал он в своё время ни самого жадноватого Сурка, ни его избалованных детей, ни надменую жену, ни молчаливую сухопарую женку - ведь только поздней осенью того злосчастного года, когда назревала, да так и не началась новая война с Саврией, окончив духовную учильню, попал молодой батюшка в Приболотье, где и осел на долгие годы.
- А поминки соберу, - согласилась тем временем весчанка, - аккурат на этой неделе, пока морозно. А то глядишь, уже весна скоро, корова отелится, хлопот будет невпроворот...
- Чего вам хлопот бояться с вашими-то помощниками? - улыбнулся прихожанке молец. - Парень, смотрю, весь в отца, скоро вырастет, невестку приведёт, да и дочка у Вас красавица. Счастливая Вы!
- Ох, и не говорите, - женщина с улыбкой поглядела на детей, затеявших во дворе молельни какую-то игру. - Счастливая... Даром, что вдова. Таких детей, как у меня, ни у кого нет. Смотрю вот иногда на сына - и кажется мне, что Цыка мой и не умирал. Да и дочка радует... Оба взрослые уже. Мне-то нечего божиню гневить: всё у нас хорошо... Её вон, - она снова понизила голос и кивнула на стоящую на коленях старуху, - намного жальче: в молодости и войну пережила, и от саврянского насилия пострадала - и дочь родила. Да всю жизнь ей люди простить этого не могли, будто виновата она в чём... А теперь и муж с сыном её покинули.
Молец ещё посмотрел на старуху, размышляя, покачал головой.
- Дочка у неё, говорите, есть? А где же? - спросил он.
Фесся вздохнула и улыбнулась, на миг словно бы помолодев - на те почти семнадцать лет, что не видела свою младшую подругу.
- Сбежала, - просто сказала она, - не захотела, видать, чтоб её всю жизнь за материнский грех корили, саврянским семенем называли, да и женкой сына хозяина быть, как ей обещали - не захотела.
- И куда ж сбежала?
- Ох, и не знаю... Но Цыка мой в тот же год её с белокосым видел. Видать, к ним, к саврянам, и подалась...
- Помилуй Хольга, да разве же так бывает? - удивился молец, - ей-то белокосых ненавидеть полагалось, прости божиня!
- Так и ненавидела раньше! Боялась как огня, во всех бедах винила, - кивая, подтвердила Фесся. - Но для чего бы муж мой собственный обманывать меня тогда стал? Как на духу говорю: вернулся Цыка с севера и про Рыску рассказал. - женщина помрачнела на миг, припомнив тогдашние, очень печальные события в своей жизни, но легонько махнула рукой, словно отгоняя их подальше, и продолжала: - Привет мне Рыска тогда передавала, здоровья желала... А к саврянину, как Цыка заметил, так и льнула, глаза от счастья сияли! Но сама-то я, конечно, всего этого не видела...
...Молец и Фесся с детьми уже покинули молельню, а старуха, обернувшись, ещё долго смотрела им вслед, на закрывшуюся дверь. А потом снова подняла глаза к изваянию Хольги и страстно зашептала:
- Прости, о Лучезарная, мой грех! Не наказывай за это её! Сбереги мою дочь, где бы она ни была, защити её, сохрани! Накажи лучше меня, но помоги ей...
Проводив прихожанку с детьми, молец ещё немного посмотрел на молящуюся старуху и всё же решил оставить её в молельне до утра, проникнувшись трагизмом её истории.
***
Альк теперь точно знал, что ему делать: Рыска сама того не ведая, подсказала ему. Да и, наверное, нечто подобное имел в виду и Крысолов, их общий учитель. Даже ничего особенного, сложного или невыполнимого не пришлось придумывать. Всё было невероятно просто. И понятно.
Раз Виттора так уж мечтала заполучить его, Алька, в своё полное распоряжение, следовало просто дать ей такую возможность, - вернее, заставить поверить, что даёшь. И теперь оставалось просто двигаться вперёд - пока не покажется в туманной дали проклятый остров. А уж если нарвутся они на врагов раньше - что ж, так даже лучше. Это только ускорит встречу с тсарицей-видуньей.