...Зимой так рано темнеет: чуть перевалило за полдень - и уже сумеречно, особенно в лесу, особенно, когда едешь куда-то без дороги под заметёнными косматыми соснами. И дёрнул же её Саший свернуть в эту чащу, почуяв где-то близко жильё! Дар, что ли подвёл? Ведь знала, что такое вполне может случиться в заснеженном лесу - и ведь нет же, всё равно свернула!
Опомнившись, путница вздохнула.
Ей давно всё равно, где и когда умирать, а потому и страха заблудиться быть не должно. Её жизнь давно уже закончилась, - просто в такие моменты забываешь обо всём, окунаясь в текущие проблемы и дела, снова поддаёшься привычным страхам. А так...
Внезапно деревья расступились, и она оказалась... не на опушке, нет... Похоже, что на заросшей окраине какой-то вески!
Всё же дар её не подвёл!
Оглядевшись, женщина заметила что-то непонятное, заметённое снегом, но явно рукотворное, прямоугольной формы - скорее всего, это были остатки какого-то дома. Да-да, это явно когда-то был дом! Весчане не оставили от него за долгие годы ничего, кроме каменного фундамента: наверняка, образующие стены брёвна растащили, что-то на дрова, а что-то, возможно, годилось и на ремонт собственных домов или заборов, но очертания и самого дома, и всего, что когда-то было здесь, угадывались ею явно.
Объехав остатки фундамента, она остановилась посреди широкого... двора? А если взойти вон туда, тогда...
Путница спешилась. Ноги, обутые в высокие кожаные сапоги на меху по колено ушли в снег. Повинуясь странному наитию, вызванному скорее воспоминаниями, чем даром, она, пройдя по глубокому снегу, влезла на рукотворное возвышение и посмотрела перед собой на юг.
...Чернокосая девочка вышла на порог с кружкой ячменя.
- Цыпа-цыпа-цыпа, - позвала она, и стайка разномастных кур во главе с петухом, мгновенно бросив свои занятия, вроде подкапывания заборных столбов и купания в пыли, бросилась к её ногам, чтобы ни в коем случае не пропустить обед...
Где, когда она могла это видеть?..
А вон там... Там раньше был сарай, в котором хранились лопаты, грабли, бороны, сохи... Почему раньше-то: вон он, весь насквозь пророс густым кустарником, но всё ещё держится. Наверное, и древнее дедово копьецо до сих пор там - кому оно нужно-то? Вот только заходить туда не стоит: крыша вполне может рухнуть...
Эх, да когда ж ты привыкнешь, путница: нет тебе разницы, где умирать! Просто сто лет тебе не нужно в этот сарай - и всё...
А там, позади, среди вымахавших за двадцать пять лет деревьев, теряются остова давно истлевших коровников, гусятников, других строений; если хорошенько присмотреться, и столбы от забора остались, а вон там... Надо же, собачья конура уцелела!
Ну что, здравствуй, что ли, сгоревший хутор? Вот и свиделись!
Но как же странно вдруг оказаться здесь! Видать, и правда, судьбой предрешено вернуться сюда и таки упокоиться в родной земле...
Однако, случится это не сию щепку, а раз так, то следует позаботиться об ужине и ночлеге и для себя, и для других, тем более, что смеркается стремительно.
...Спрыгнув с каменного остова обратно в мягкий, пухлый снег, путница вернулась к нетопырихе, потрепала её по мордочке.
- Устала, моя девочка? Сейчас, потерпи, ещё немного - и в веске будем. И поедим там, и выспимся, - пообещала она. Голос у женщины был тихий, глухой, слегка с хрипотцой, но приятный и своеобразный.
Проснувшись, зашевелился и вылез из-за пазухи крыс, потянулся мордочкой к её лицу, и путница с улыбкой огладила его по усатой морде. Этот крыс - не тот, что был найден ею тогда: он не умеет говорить, и дара у него нет; он не человек в теле крысы, а просто крыса. Не «свеча»... Но уже почти четыре года - её единственный друг, и никто в целом свете не понимает её лучше, чем он.
- Тоже есть хочешь? - спросила женщина, - Потерпи, все хотят.
Ухватив за узду свою скакунью, путница потянула её вперёд, за собой. Если она права, и ей приходилось здесь бывать, если это - сгоревший хутор Сурка, где прошло её детство, то там, за бывшим забором, от которого остался только лишь вот этот обугленный, полуистлевший столб, начинается дорога через небольшую рощицу, которая выведет её в веску. А там за определённую плату можно и отдохнуть, и поужинать, и остаться до утра, и даже на время поселиться, - так, собственно, она и собирается сделать.
Умирать она не боялась: она боялась упустить что-то очень важное, какое-то пока неясное событие, и, наверное, именно из-за него завернула в эту веску, которую за годы своих странствий так и не удосужилась посетить.