Просто искать Рыску в городе тоже было напрочь лишено смысла, по той же причине: из-за непомерной величины этого города. К тому же, насколько Альк успел понять, вряд ли девушка останется в столице, - скорее поспешит прочь оттуда, а значит, сделать тут можно было только одно: вернуться к городским воротам и попытаться встретиться с ней там. Так Альк и поступил: опрометью бросился к воротам, к тем самым, через которые чуть больше недели назад они с Рыской приехали в Боброград.
Мысль о том, чтобы узнать на выходе, не выезжала ли недавно из этих ворот черноволосая девушка верхом на корове была отметена сразу, ибо не могло же такого, в самом деле, быть, чтоб на всю столицу была только одна черноволосая девушка. Искать же её имя в записях стражников тоже было делом напрасным, потому как что он сказал тогда страже? Правильно: представился. А о Рыске лишь бросил «это со мной» - и всё. А кому нужна какая-то девка, явная простолюдинка, приехавшая с сыном посла, чтобы хоть щепку думать о ней? Явно же это служанка, раз господин не удосужился даже имя её назвать! Намного же интереснее обсудить собственно возвращение молодого Хаскиля!.. А уж если бы кто-то и запомнил тогда Рыску, спросить о ней у этого человека тоже не вышло бы, ибо в день приезда Алька и Рыски в город на воротах дежурила другая смена стражи.
Итог размышлений был безрадостен: где искать Рыску - неизвестно, спросить о ней некого, и потому оставалось только одно: ждать её у ворот, искренне надеясь, что не зная другого выхода из города, она двинется этим путём. И Альк просто стоял и ждал, не обращая внимания ни на набирающий силу ливень, ни на поднявшийся пронизывающий северный ветер, а перед глазами проплывали события последних двух месяцев, особенно дней, проведённых с Рыской наедине.
И когда он успел так привязаться к ней? За неделю ли в кормильне, где обоим было так хорошо? А может быть, намного раньше, ещё в те времена, когда каждый день мог стать последним, где было страшно умереть и не менее страшно - жить, - там, где она как могла, порой из последних сил, не давала ему погибнуть?.. Или давно уже, сразу, с первого взгляда?..
Но ведь такого не может быть! Не должно! Это неправильно для господина - влюбляться в какую-то девку!..
А может быть, он и не влюблён? Просто беспокоится за молодую дурочку, которую кто угодно может обидеть в чужой стране?.. Однако, когда Альк в очередной раз вспомнил смущение на Рыскином полудетском личике при виде крови на простыне, сердце его сжалось от горечи пополам с такой непривычной и не желающей укладываться в сознании нежностью, и сомнений в своём отношении к девушке у него не осталось.
Но как же так? Он ведь запретил себе влюбляться, давно запретил, потому что ничего, кроме боли и разочарования, это никогда не приносило! И тем не менее, в сердце его поселилась именно любовь - себе-то можно было не врать! - и потому гордый господин продолжал стоять возле городских ворот, вглядываясь в людей и мучительно желая поскорее найти свою весчанку.
Мысли, что он может не найти её, Альк даже не допускал.
А дождь всё шёл...
***
Господин Хаскиль, донельзя довольный, посмотрел вслед ускакавшему в непогоду сыну и вернулся в кормильню. Хреновый он был бы дипломат, если б не имел запасного плана на случай неожиданности, которой и стало внезапное возвращение Алька!
- Принеси-ка мне варенухи, уважаемый, что-то я замёрз, - благодушно обратился он к кормильцу, скидывая намокший плащ и присаживаясь за стол поближе к растопленному с утра камину. - И присядь со мной, расскажи, что да как?
Кормилец с улыбкой кивнул и расторопно исполнил всё то, что господин ему велел. Был он тёртый калач, и мог услужить кому и где угодно, имея выгоду повсюду, - о том, собственно, и свидетельствовали осыпавшиеся на него за последние дни златы от семейства Хаскиль: надо же, даже девчонка один отжалела, а уж посол и подавно не поскупился, отсыпал щедрой рукой; за это и варенуху ему - из лучшего вина!
- Ну что, проводили?.. - риторически спросил господин Хаскиль, когда кормилец поставил на стол две кружки и, оглянувшись на практически пустой зал, уселся напротив.
- А как же, господин, до самых западных ворот! Сын вот только вернулся, нитки сухой на нём не было, да впридачу, сапоги порвал, - вон ливень-то какой, ничего за ним не видать, вот он на корень-то и налетел...
На стол лёг ещё один злат.