На первом альбоме группа играла два блюзовых кавера. Чем вас привлекли “I Can’t Quit You” и “You Shook Me”?
Когда мы только начали репетировать у меня дома в 1968 году, то работали над концертной программой и материалом, который станет нашим первым альбомом. В то время было много групп, играющих блюз. Мы также получали удовольствие, исполняя блюз, но при этом ощущали, что наш коллективный характер команды был настолько силен и оригинален, что вместо погружения в блюз, мы можем получить обратный эффект. Наши версии блюза показывали, насколько смелыми и отличающимися от всех мы были.
Мы выбрали две песни с драматическими элементами, которые мы могли бы исследовать. В оригинальной версии “I Can’t Quit You” Отиса Раша была часть песни, где аккорды двигались на пол-тона, и мы видели, что можем выжать из этого реальный момент. Большой момент. По существу, мы поместили песню Раша под микроскоп и выяснили, как придать ей немного больше драматической напряженности.
Я ощущаю, как группа привнесла в “You Shook Me” определенную психологическую подавленность и мрачность, которых не было в оригинальной версии Мадди Уотерса.
Хмммм… Не знаю, согласился бы я с этим. Никогда нельзя недооценивать Мадди Уотерса.
Я имею в виду, что это очень мрачная песня. Певец только что занялся с женщиной сексом, который был настолько хорош, что рушит его “счастливый дом”.
Ну, вот так в жизни бывает!
Когда этот текст поет Мадди, то это не выглядит так, что он в отчаянии. Он вроде как ухмыляется. А Роберт со своей стороны превратил это в нечто тяжелое, в большей степени находящееся во власти тоски и эмоций.
Для нас было важным поместить в материал наше собственное ощущение и новое видение. Думаю, наша подобная электростанции ритм-секция из Джона Пол Джонса и Джона Бонэма естественным образом делала другим все, что мы играли. Но блюз был очень важен для нас. Таким был наш путь на первом альбоме. Например, в “Dazed and Confused” прогрессивная аранжировка, но при этом там все еще сильны блюзовые элементы.
На первых трех альбомах перемешивались элементы блюза, прогрессивного акустического фолка, хард-рока и этнической музыки. Какой была конечная цель?
У тебя есть все эти цвета в палитре и ты можешь смешивать их, чтобы получить новые цвета и звучания, которые люди до этого не слышали. Например, исполнение чего-то типа “Black Mountain Side” с барабанщиком на табла — такого никогда раньше не было. Еще один пример — это “Babe I’m Gonna Leave You”. Я слышал версию Джоан Баэз, но если вы сравните нашу версию и её, то большинство людей скажет: “Как вы, черт возьми, это сделали?” Они реально не звучат одинаково. Причина, по которой они различаются, в том, что мы смогли смешать её акустический подход с тяжелыми гитарами, чего не было никогда ранее. И дополнительно, я смог еще и вставить туда соло в стиле фламенко.
Ты записал “Black Mountain Side” с индийским исполнителем на табла. Как это проходило?
Я никогда раньше не работал с этим музыкантом, и у меня не было столько времени, чтобы потратить его впустую прежде, чем получится что-то, но при этом хотелось попробовать. Если бы не вышло, то я бы подумал над чем-нибудь еще. Предполагаю, что это было для него сложно, когда приходится играть ярко выраженную Западную музыку, но он прекрасно справился с работой. Спустя годы я выяснил, что он еще и на ситаре умел играть. Думаю, это несколько облегчило ему задачу понимания того, что я делал.
Для фотосессии к этому интервью, ты привез две акустические гитары. Объясните значимость каждой из них для тебя.
Harmony особенно дорога мне. Это то, на чем я сочинил все акустические песни и много электрических на первых трех альбомах. Я также использовал её для записи всех акустических треков на третьем альбоме. И это та гитара, на которой я играл в “Stairway to Heaven”. Я много на ней играл, пока не начал играть на Martin на “Houses of the Holy”.
А вторая — это Gibson J-200 середины шестидесятых, такая же как та, что я использовал на всех акустических треков первого альбома. J-200, на которой я играл в Led Zeppelin принадлежала Микки Мосту, продюсеру Yardbirds, и это был удивительно звучащий инструмент. Он любезно разрешил мне играть на ней на первом альбоме, но не позволил на втором, потому что, как я думаю, тогда он уже знал, что не будет нашим продюсером. (смеётся)