Следовательно, мир есть ничто. Человек — ничто. При Осуществлении человека ничто становится ничем. В чём же суть такого развития согласно Веданте? В поглощении состояния частного бытия состоянием «тонкого» бытия, а затем этого состояния – состоянием непроявленного бытия, в котором индивидуальные условия (читай – обусловленности), наконец, полностью устраняются. Следовательно, это не вопрос «эволюции» индивида, как утверждает сам Генон (стр. 175), ведь цель – «поглощение индивида» в непроявленном состоянии – с точки зрения индивида скорее предстаёт «инволюцией». Пойдём ещё дальше: считая проявление «действием» абсолюта, скажем (давайте не забывать о том, что эти точки зрения не могут сосуществовать одновременно в одном и том же сознании), что Осуществление ведантистов таким образом на деле является не действием самого абсолюта, но причиной его сожаления – возвращением назад и упадком, а не продвижением вперёд.
Кроме того, ясность идей Генона и Веданты по этому поводу сомнительна. По сути, наряду с «поглощением» он пишет об отождествлении Самости с Брахманом, при которой она совсем не теряется (стр. 233) и «растворении», приносящем не уничтожение, а изменение – расширение за все возможные пределы и достижение полноты возможностей (стр. 196–197). В этой двусмысленности отражается определённый внутренний духовный опыт, который сам по себе является веским доводом, однако он не выражен в стройной логической форме, а также искажён ограниченной и статичной концепцией – а именно присущей абстрактному универсализму Веданты. В любом случае, основная проблема остаётся: в каком бы направлении ни шло Осуществление человека, имеет ли оно ценность, космическую ценность? Если вкратце: почему я должен осуществляться, зачем менять себя? И здесь вновь нам предложена лишь лазейка о точках зрения. Всё Осуществление «обусловленного создания» не может иметь никакого смысла для бесконечности, отождествляемой с существующей actualiter и tota simul ab aeterno, строго тождественной себе в любых состояниях и видах. Оно не может изменить Брахмана ни в сторону увеличения, ни в сторону уменьшения. Брахман безразличен и не может не быть таковым: состояния злодея (pâsha), героя (vîra) и Бога (deva) для него абсолютно одинаковы, а, следовательно, переход от одного такого состояния в другое, с его точки зрения, не может иметь смысла и оправдания. Напротив, строго говоря, нельзя говорить о прогрессе или регрессе – лишь о переменах. Возможно, нельзя говорить и о них, ведь само Осуществление иллюзорно, что соотносится с точкой зрения, не принадлежащей Брахману.
Все смогут увидеть непосредственные практические последствия. Существует два варианта: пассивное, сопровождающееся изумлением созерцание непостижимой перемены состояний, или же утилитарная моралистичность – утилитарная, потому что основную причину возможного развития и преображения человека невозможно связать с космической ценностью (в том смысле, что мир и сам Бог просит меня сделать что-то, что не сделает никто кроме меня), но можно оправдать лишь личной выгодой или улучшением условий, связанных для индивида с конкретными состояниями бытия.
Однако худшее ещё впереди. Последовательный ведантизм приводит к моральному пораженчеству, не способному оправдать и утилитарную этику. Это происходит потому, что изменение, соответствующее иерархии состояний, высшей точкой которых является непроявленный Брахман, реализовать которое конкретное создание может посредством долгого, строгого, жёсткого процесса самопреодоления, свойственного йоге, является всего лишь ускорением того, что естественным образом происходит со всеми созданиями – это «истинное освобождение» вместо «отложенного освобождения», так что всё сводится к наличию… терпения. По сути, взгляд Веданты таков: мир, возникший из непроявленных состояний, вновь погружается в них в конце определённого периода – и так происходит раз за разом. В конце такого периода все существа, nolens volens, будут освобождены, «отданы обратно». Отсюда и новое отрицание: у развития не только отсутствует истинное, надличностное обоснование – отрицается и свобода этого развития. Создания, в конце концов, фатально обречены на «совершенство» (мы считаем, что можно говорить именно об этом свойстве, этой «относительности» непроявленного по отношению к проявленному до тех пор, пока мы не отвергаем недвойственность настолько, что начинаем различать два этих понятия). Этот взгляд противоречит многим другим направлениям индийской мудрости, особенно буддизму, где, напротив, весьма распространено трагическое ощущение бытия, убеждённость, что ничто не спасёт того, кто сам не станет своим спасителем, что только его воля может увести его от судьбы творения и упадка (сансары), в котором он, в противном случае, останется навеки.
Мы полагаем, что нет нужды ещё что-то пояснять нашим читателям относительно положений Веданты. Нам, несомненно, нужно совершенно иное. Действительно, едва ли можно винить «профанов», рассказавших нам обо всём этом. Если такое отрицание истины, ценностей и индивидуальности теперь является «метафизикой», то зачем нужна такая ненужная и бесполезная вещь? Разумеется, здесь мы пренебрегли различными положительными элементами Веданты (что не означает того, что отрицательные перестали таковыми быть) и делаем это потому, что они свойственны не только Веданте, но и некоторым иным эзотерическим традициям, а в особенности называемой нами «магической», или же потому, что мы должны сосредоточиться на всём отрицательном на Востоке в противоположность тем, кто, подобно Генону, не хочет видеть ничего положительного на Западе.
Мы должны отметить, что рассматриваем Восток с величайшим почтением и сами связаны с ним куда более глубокими узами, чем кажется с первого взгляда. Дело в том, что мы не можем и не хотим поддерживать догмы: Восток и Запад необходимо подвергнуть критике, которая бы отделила положительное от отрицательного в обоих случаях. Лишь после такого отделения – которое, строго говоря, необходимо проводить без всяких более или менее женских предрассудков и жажды противоречий – можно мыслить о синтезе, который, возможно, является вопросом жизни и смерти для обеих культур.
Говоря об этом синтезе, стоит упомянуть о двух важнейших моментах. Во-первых, необходимо преодолеть рациональное сознание, чисто логический и рассудочный уровень, с которым связана вершина Западной цивилизации. Однако на уровне, превосходящем это понятие, находятся вовсе не «чувства», не мораль, не набожность, не созерцание и не «интеллектуальное» отождествление; на нём находится могущество. Превосходит философа и учёного не святой, не художник, не созерцатель, а маг: правитель, господин.
Во-вторых, необходимо преодолеть направленное вовне сознание, затерявшееся в материальном мире и считающее его истинной реальностью. Однако этим преодолением должна быть не аскеза, отстранённость, бегство от истины, погружающаяся в грёзы о небесах вера или интеллектуальное погружение в «высшее тождество»: вместо этого необходимо прибегнуть к имманентному отказу миру в его духовном качестве, желающему сделать из реальности доказательство совершенства своего бытия. Мир необходимо считать реальным местом, где из человека можно извлечь Бога, подобно «Солнцу», извлекаемому из «земли». Эти требования наилучшим образом выражаются двумя максимами, позаимствованными как раз не из «профанической западной философии», а из метафизической восточной системы Тантры: «Без шакти (силы) освобождение является всего лишь иллюзией»; «О дама Кулы! В Куладхарме (тантрический путь силы) наслаждение становится совершенным осуществлением (йогой), зло становится добром, а сам мир становится местом освобождения».
Рене Генон. О МЕТАФИЗИКЕ ИНДУИЗМА: НЕОБХОДИМЫЕ ПОЯСНЕНИЯ
В статье, опубликованной на этих страницах (№№ 21–24 за 1925 год) и посвящённой нашей книге о Веданте, Юлиус Эвола совершил некоторое количество любопытных ошибок. Мы бы не обратили на них внимания, касайся они лишь области наших интересов, но всё куда серьёзнее – они относятся к интерпретации представленной нами доктрины, и именно поэтому невозможно оставить их без внесения поправок. Ещё ранее, в статье в журнале Ultra (сентябрь 1925 года) Эвола уже ощутил призыв защитить от нас современную западную науку, чью неадекватность в некоторых её аспектах он, впрочем, признаёт, и назвал нас «рационалистами». Этот непростительный промах, допущенный в процессе критики нашей книги «Восток и Запад», в которой мы как раз осудили рационализм – одну из главных ошибок современности, поистине поразителен. Теперь же мы видим, что и сама Веданта порицается им за «рационализм», хотя здесь это слово и не имеет своего истинного смысла – в любом случае, данное им определение, явно использующее категории немецкой философии, довольно туманно. Тем не менее, всё очень просто: рационализм является теорией, превыше всего ставящей разум как рацио и пытающейся отождествить его с интеллектом вообще или, по меньшей мере, с некоей высшей его частью, и, следовательно, отвергающей или игнорирующей всё, что его превосходит. Эта концепция является уделом профанической философии – в особенности, современной. Первым подлинным рационалистом был Декарт. Мы не видим иного определения этому термину, тем более что Эвола подчёркивает, что говорит «о рационализме как философской системе». Веданта в любом случае не имеет ничего общего с «философской системой», а мы уже обращали внимание читателей на то, что к метафизическим доктринам Востока никоим образом нельзя применять западные ярлыки.