Тишина. Только время от времени вдруг залает собака; к ней присоединятся другие. Иногда, испугавшись звука шагов, с шумом взлетит с дерева ночная птица.
Замирая от страха, Нитай крепко вцепился в руку Джогонатха. Они пересекли большое поле и наконец подошли к разрушенному, пустому храму в джунглях.
Нитай разочарованно спросил:
— Здесь?
Совсем не то, что он ожидал! Это ничуть не весело. После бегства из дому ему приходилось иногда ночевать в таких разрушенных храмах. Правда, если играть в прятки, то место подходящее, но нельзя сказать, что здесь его невозможно будет найти.
Джогонатх сдвинул с места большой камень. Мальчик увидел внизу какое-то помещение вроде комнаты, в которой горел светильник. Это было интересно. Нитай удивился, но вместе с тем ему стало почему-то страшно. Джогонатх принес лестницу и спустился вниз. Вслед за ним, дрожа от страха, спустился и мальчик.
Оглядевшись, он увидел, что вокруг стоят медные кувшины, в середине — скамеечка и на ней лежат киноварь, палочка из сандалового дерева, гирлянда цветов и различные молитвенные принадлежности. Из любопытства мальчик заглянул в один из кувшинов — только серебряные и золотые монеты.
— Нитай, я говорил, что все свои деньги оставлю тебе. Больше у меня ничего нет. Все мое состояние — эти несколько кувшинов. Сегодня я все отдам тебе.
— Все! — Мальчик даже подпрыгнул. — И ты не возьмешь ни одной рупии?
— Пусть отсохнет моя рука, если возьму! Но я ставлю одно условие: если когда-нибудь придет мой внук Гокулчондро, о котором я ничего не знаю, или его сын, или сын его сына, или внук его сына, или кто-нибудь из его рода, — ты отдашь ему все эти деньги.
Мальчик подумал, что старик сошел с ума, и тотчас же ответил:
— Хорошо.
— Тогда садись сюда.
— Зачем?
— Мы совершим богослужение.
— Зачем?
— Так надо.
Нитай сел. Джогонатх взял сандаловую палочку, киноварью поставил ему знак на лоб, на шею надел гирлянду, сам уселся перед ним и начал бормотать молитву.
Мальчику было страшно сидеть, как идолу, и слушать молитву. Он окликнул старика:
— Дада!
Джогонатх ничего не ответил и продолжал бормотать.
Наконец он с большим трудом стал по одному пододвигать к мальчику кувшины, приговаривая каждый раз:
— Все эти деньги я отдам Гокулчондро Кундо, сыну Бриндабона Кундо, сыну Джогонатха Кундо, сыну Пороманондо Кундо, сыну Пранкришна Кундо, сыну Годахора Кундо, сыну Джудхиштира Кундо, или сыну Гокулчондо Кундо, или его внуку, или кому-нибудь из прямых потомков его рода.
Когда священнодействие закончилось, в маленькой пещере стоял туман от дыма светильника и дыхания двух людей. От непрерывного повторения за стариком всех имен мальчику стало плохо. У него заплетался язык, кружилась голова, горели руки и ноги, он задыхался.
Пламя светильника слабело и вдруг совсем погасло. В темноте мальчик услышал, что Джогонатх поднимается по лестнице наверх.
— Дада, ты куда? — в смятении закричал он.
— Я пошел, — ответил Джогонатх, — а ты оставайся здесь, тебя никто не найдет. Только помни: Гокулчондро — сын Бриндабона, а Бриндабон — сын Джогонатха.
Старик поднялся наверх и вытащил лестницу. Задыхаясь, напрягая все свои силы, мальчик прошептал:
— Дада, я пойду к отцу!
Джогонатх закрыл камнем отверстие и, приложив ухо к земле, услышал, как Нитай еще раз, задыхаясь, позвал:
— Отец!
После этого послышался шум падения, и наступила тишина.
Передав таким образом свое богатство в руки Джокхи[16], Джогонатх засыпал камень землей. Сверху он набросал кирпичи и щебень, повсюду валявшийся в разрушенном храме, все это прикрыл дерном и посадил куст, который вырыл в лесу.
Уже почти рассвело, а он никак не мог покинуть это место и время от времени слушал, прикладывая ухо к земле. Ему казалось, что откуда-то издалека, из самой середины земли, доносится плач. Джогонатху чудилось, что ночное небо переполнено этими звуками, что они разбудили всех людей на земле и эти люди сидят на постелях и прислушиваются…
Старик торопливо насыпал один слой земли на другой и утрамбовал их. Он как будто хотел засыпать лицо земли.
Вдруг кто-то окликнул его:
— Отец!
Старик стукнул в землю:
— Молчи! Все услышат.
Снова:
— Отец!
Тут только старик заметил, что уже взошло солнце. Джогонатх со страхом покинул храм и вышел в поле. Опять кто-то позвал его: