Не в силах работать, он лег на циновку.
Рошик привел гостя не для того, чтобы развлекать его игрой на фисгармонии. Он хотел поступить на работу в бродячий цирк, приехавший в Тханагор, и, чтобы познакомить одного из членов труппы со своими талантами, проигрывал один за другим все известные ему мотивы. В этот момент и появился старший брат.
До этого дня Бонгши никогда не упрекал брата так сурово. Он сам не понимал, как мог выговорить такие жестокие слова, — ему казалось, будто их произнес не он, а кто-то другой.
После тех горьких упреков, которыми он наградил брата, Бонгши больше не считал возможным хранить накопленные деньги. Он разозлился на эти деньги, вынудившие его пойти на такое неслыханное дело и не давшие ему никакого счастья. Он думал только о том, как дорог ему Рошик. Отчетливо всплывали воспоминания…
Вот малыш тщетно пытается выговорить слово «дада»; вот он хватает своими шаловливыми ручками нитку на станке, и никак его не отучишь от этого; вот брат раскрывает объятия, и Рошик срывается с чьих-то чужих колен, бежит к нему и прижимается к груди брата, тянет его за спутанные волосы, пытается поймать его нос своим беззубым ротиком…
Сердце Бонгши охватила жгучая боль. Он больше не мог лежать. Ласково окликнул он Рошика. Никто не ответил. Тогда он, охваченный ознобом, кое-как встал с циновки и увидел одинокого Рошика, сидевшего в темноте рядом с фисгармонией. Бонгши отвязал от пояса длинный и узкий, как змея, кошель и сдавленным голосом сказал:
— Бери, брат. Все эти деньги я копил для тебя — я хотел привести в дом невесту для тебя. Но я не могу делать это ценой твоих слез — я слишком слаб, мой братик, мой Кришна… Купи себе велосипед или все, что захочешь.
Рошик вскочил и сдавленным голосом поклялся брату, что никогда не притронется к его деньгам.
— Мне нужен велосипед и нужна жена, но я все сделаю на свои деньги, твои мне не нужны! — крикнул он и убежал, не дожидаясь ответа.
После этого между братьями не могло быть никаких разговоров о деньгах, да и вообще никаких разговоров.
IV
Гопал, самый верный из поклонников Рошика, теперь в обиде на него и держится на расстоянии. Он больше не зовет Рошика на рыбную ловлю и отправляется туда один. А о Шойробхе и говорить нечего. Она в ссоре с Рошиком — в ссоре на всю жизнь! Только ей никак не представляется возможность дать ему понять, как ужасно он ее обидел, и поэтому на глаза Шойробхи иногда навертываются непрошеные слезы.
Однажды в полдень Рошик зашел к Гопалу домой, дружески подергал его за уши и пощекотал. Гопал сперва сопротивлялся и даже пытался драться, но быстро сдался, и через минуту оба друга уже вели веселый разговор.
— Хочешь мою фисгармонию? — спросил вдруг Рошик.
Фисгармонию! Какой роскошный подарок! Разве такое возможно в наши времена? Но Гопал никогда не колебался и брал то, что нравилось, тем более, если ему не препятствовали. Он немедленно завладел фисгармонией и сказал, что теперь ни за что не отдаст ее обратно.
Когда Рошик завел разговор с Гопалом, то был уверен в том, что его услышит еще один человек. Однако сегодня его предположение не оправдалось. Тогда Рошик прямо сказал:
— Где Шойри? Позови ее.
Гопал пошел за сестрой, но сейчас же вернулся и сказал, что Шойри некогда, она должна сейчас сушить бобы. Рошик чуть усмехнулся и пошел во двор.
— Посмотрим, как она сушит бобы! — сказал он.
Никаких бобов во дворе не было. Шойробха услышала звук шагов мальчика, но спрятаться было некуда — она повернулась спиной и уткнулась лицом в глиняную стену двора. Рошик безуспешно пытался повернуть ее к себе:
— Ну чего ты сердишься, Шойри?
Но она вырвалась и так и осталась стоять лицом к стене.
Когда-то Рошик вышивал по своему вкусу разноцветными нитками одеяло. Девушки вышивают их по готовым образцам, а Рошик изобретал узор сам.
Пораженная Шойробха сосредоточенно следила за ним, пока он вышивал; ей казалось, что это будет такое удивительное одеяло, какого еще не видел мир. Когда оно было почти совсем готово, работа надоела Рошику, и он ее не закончил. Шойробха очень расстроилась; она без конца просила Рошика не бросать работу: еще два — три стежка, и одеяло будет готово. Но разве можно было заставить Рошика делать то, что ему не нравилось!
И вот вчера, когда уже прошло столько времени, Рошик за один вечер кончил вышивать одеяло.
— Шойри, — сказал он, — я закончил одеяло. Посмотри, как хорошо вышло!
Наконец, с трудом, ему удалось повернуть к себе лицо Шойробхи. Однако она закрыла его краем сари. По ее щекам текли слезы — разве можно было их показать!