Мы с Олегом молчали. Ответ, который от нас желал услышать император, озвучить не поворачивался язык ни у меня, ни у Олега. Бабка во главе княжества — это катастрофа.
— Мы подумаем об этом на ближайшем семейном собрании, — уклончиво ответил я, когда пауза слишком затянулась.
— Подумаете? — император удивлённо вскинул брови и недовольно усмехнулся. — Это не рекомендация, княжич. Это напрямую моё императорское наставление. Если же вы его не желаете исполнять, я не смогу позволить вам владеть источником. Вы поставите меня в безвыходное положение. Как я уже сказал, законы превыше всего, и я их чту, но и в ваших руках оказались не какие-то залежи огненной ойры. Вы владеете стратегически важным государственным ресурсом, который не может оставаться в руках у человека с сомнительной репутацией и несмышлёного мальца.
— Ну знаете ли, Ваше Величество, — не выдержав, вспылили Олег, но я его резко осадил, украдкой обдав дядю волной холода.
Император же глядел на это насмешливо и свысока. Я видел, с каким интересом он ждал, решиться ли Олег продолжать. Олег, конечно же, не решился, а с раздражением вырвал руку из моей хватки и отвернулся.
— Прошу прощение, Ваше Величество, — сдержанно сказал я, пора было это заканчивать. — Сегодня не лучший день для подобных разговоров, мы бы хотели спокойно проститься с отцом.
— Да, я понимаю, — изобразил скорбь император. — Буду ждать от вас ответа не позже чем на новогодие. Вы же приедете в Китежград на празднования?
Учитывая траур, мы могли не присутствовать на праздновании, но учитывая настойчивость императора, отказать мы ему тоже не могли. Иначе мы и вправду рисковали лишиться источника и попасть в бесповоротную немилость Михаила Алексеевича. Император это прекрасно осознавал, и сказал он обо всём этом именно сейчас, так почувствовал нашу слабость, и как любой хищник, сразу же напал и прижал к стене, не давая ни малейшего манёвра для действий.
Я был очень зол на него, что уж там, сейчас я откровенно ненавидел правителя Славии. Но внешне я был вынужден сохранять спокойствие, быть вежливым и учтивым.
— Да мы будем на праздновании новогодия, — ответил я. — И тогда же сообщим о своём решении.
— Что ж, я рад, Ярослав Игоревич, довольно заулыбался Михаил Алексеевич. — Честно сказать, я приятно удивлён вашим благоразумием и выдержкой. Вы достойный наследник своему батюшки. Уверен, из вас выйдет великий боец и правитель.
Я с благодарностью кивнул, покосился на Олега, который так и не посмел повернуть разъярённый взгляд в сторону императора.
Мы дождались, пока Его Величество вместе с охраной покинет зал.
И как только они скрылись, Олег повернул ко мне полный бешенства взгляд. Он явно собирался сказать что-то злое, но я закачал головой.
— Не вздумай, не сейчас, — остановил я дядю.
За то, что он собирался произнести вслух, можно попасть в лучшем случае на каторгу, а в худшем — на виселицу. Оскорбление или нелестные высказывания, а также выражение ненависти к императору и его семье каралось по всей строгости закона и расценивалось наравне с покушением на жизнь.
Олег нервозно взъерошил обеими руками волосы, с той же нервозностью он их судорожно пригладил обратно. Порывисто прошагал к одному из банкетных столов, схватил полный стакан вина и осушил его залпом, а после, шумно выдохнув, сказал:
— Хорошо, Яр. Я молчу. Всё будет хорошо. Мы справимся. Мы это преодолеем.
— Молодец, да, — я подбадривающе похлопал его по плечу, — мы справимся. А теперь нам нужно выйти и сделать всё, чтобы прощание с отцом прошло как он того заслужил.
— Ну и оставил же нам Игорь подарочков, — горько усмехнулся Олег, я не ответил, а зашагал на выход.
После была церемония прощания.
Мы с Олегом, Святославом и Андреем взяли накрытые белой простыней носилки, где лежало тело отца в парадном мундире, и понесли его на улицу. Под тихие шёпоты и всхлипы мы пронесли папу по кругу, так, чтобы каждый из присутствующих мог увидеть Игоря Гарвана, проститься и помолиться за его душу богам.
После мы возложили носилки на кроду.
У изголовья отца стояла большая жаровня, полная пылающей огненной ойры. Я подошёл к ней первым, взял один из факелов, дождался, пока тот загорится, а после возложил его на последнее в явном мире ложе отца.
Остальные члены семьи последовали за мной. Складывали горящие факелы по кругу у изголовья и ног отца, пока погребальный костёр не разгорелся во всю мощь.