Григанский поспешил выставить воздушный щит, но не успел его наполнить силой как следует. Клинок прошил насквозь защиту и ударил его в лицо.
По полю пронёсся дикий крик боли. Родомир схватился обеими руками за левую половину лица, кровь сочилась сквозь пальцы, а тот продолжал всё больше орать.
Он целился мне в горло, и так как Григанский был ниже, отбитый удар пришёлся ему в бровь.
— Мой глаз! Мой глаз! — заорал Родомир.
Значит, не только в бровь.
Из-за того, что Родомир стоял на ногах, Олег не мог начать отсчёт, но и судя по истошным крикам, продолжать дуэль он не в состоянии.
К нему поспешил Борислав, вытягивая попутно платок из кармана и протягивая отцу. Родомир отнял окровавленные руки от лица, рана от брови через щеку рассекала его лицо. Глаз, кажется, остался на месте, хоть и веко опухло. Жить точно будет.
Когда его крики сменились стонами, Олег спросил:
— Ты сдаёшься, Родомир?
— Идете к чёрту, Гарваны! Я не собираюсь сдаваться! Мы продолжаем!
Олег покосился на меня, взгляд его был напряжён и полон непонимания. Конечно, моя сила не могла не вызывать подозрений. Но меня беспокоило другое — безрассудно рвение Григанского победить во что бы то ни стало. Другой бы на его месте давно прекратил дуэль. Такие раны, как у него, нужно лечить немедленно, иначе он рискует остаться калекой.
— Приготовиться! — голос Борислава снова дрогнул, теперь он смотрел на меня буквально с мольбой, взглядом прося, чтобы я пощадил его отца. Но Родомир сам не пожелал себя щадить, а значит, и я не стану.
Я создал лассо. Если силы не подведут, это будет решающая атака и Григанский уже не поднимется на ноги.
Атака улетела в противника. Мне показалось, что на этот раз сила чар не слишком велика. Я даже решил, что действие зелья иссякло и теперь я атакую со своей настоящей низшей-девятой. Но внезапно почувствовал напряжение и довольно мощное натяжение.
Я слишком поздно понял, что лассо превратилось в хлыст.
И, как назло, Григанский не успел нарисовать руну, не успел произнести заклинание и выставить щит.
Я потянул лассо обратно, отзывая заклинание. Звонкий удар хлестнул по земле, разбрызгивая грязь, оставляя глубокую борозду на сырой земле. Я почувствовал лишь на короткий миг, как конец хлыста наткнулся на преграду.
Григанский-старший рухнул на землю. Лассо задело Григанского, и я было решил, что вообще убил его. Но к моему облегчению, Григанский снова заорал.
— Начинаю отсчёт, — Олег в замешательстве покосился на меня.
Мне не было видно, что произошло, Григанский был весь в грязи и крови, визжал, корчился на земле, хватаясь за ногу. И только потом я увидел и саму ногу, неестественно вывернутую, перебитую, как сломанный не до конца карандаш.
— Папа! — Борислав бросился к нему, рухнул на колени рядом, ошарашенно вытаращился на отца, явно не зная, что делать.
Олег продолжал отсчитывать, всё не сводя с меня растерянного взгляда.
— Врача вызывайте, — крикнул я бабке. Она поджала недовольно губы и всё же кивнула и поспешила достать зеркало связи.
Исход дуэли был ясен. Победа за мной. Но сейчас куда важнее было спасти Родомира. Я поспешил к Григанским, по пути мысленно сказав Кассею:
«Уведи отсюда мать и Святослава».
Вурд мне не ответил, но краем глаза я заметил, что он выполняет мою просьбу.
Я не слышал, как Олег закончил считать, только где-то отдалённым фоном отметил, что он объявил меня победителем.
Родомир потерял сознание, а я теперь стоял над противником, осматривая его ногу. Открытый перелом, страшный перелом, кость над коленом раздробило, и осколок сломанной кости, кажется, задел бедренную артерию. Слишком много крови, а значит, я прав. Счёт шёл на секунды. Если не перетянуть ногу, Родомир умрёт от потери крови через минуту.
Подоспели бабка и Олег. Бабушка попыталась наложить несколько исцеляющих заклинаний, но ее силы не хватило даже на то, чтобы замедлить кровотечение. Пока Борислав что-то мямлил и причитал, не в силах отойти от шока, я вытащил ремень из штанов и сильно стянул бедро Родомира.
— Ты убил моего отца, ты убил моего отца… — то и дело доносился до меня отрешённый голос Борислава.
— Мы спасаем его, идиот! — не выдержав, рявкнул на него Олег.
Но Григанский-старший и впрямь больше походил сейчас на труп: бледный, с ужасной раной на лице и разодранным веком. Его грудь едва вздымалась и, если бы я периодически не прощупывал пульс, можно бы было решить, что он отправился к праотцам.
Помощь ехала слишком долго. И нам и впрямь начало казаться, что до приезда врачей Родомир не доживёт. Никого из нас такой исход не устраивал. От живого Григанского нам пользы будет в разы больше, чем от мёртвого.