— Так что? Сам зайдёшь? — уже будничнее поинтересовался я, жестом приглашая его войти.
Григанский тяжело вздохнул, с трудом выпрямился, опираясь на трость и хромая, зашагал вперёд.
— Тебя в лесу, что ли, растили? — надменно поинтересовался он. — Никакого воспитания, никакого уважения к старшим, сплошное хамство! Хотя это неудивительно. Ты ведь наполовину дикий ромал, откуда тебе знать, как должен вести себя аристократ?
Мне пришлось приложить усилие, чтобы не выбить трость из его руки. Но драться с калекой, да ещё и скудоумным уж точно невыход, поэтому я терпеливо ждал, когда мы придём к месту. Этот слизень может говорить что угодно, он знает, что проиграл, и теперь попросту пытается вывести меня из себя.
Следователь ждал нас в комнате. Как только мы вошли, он тут же вскочил с места и, кланяясь, поприветствовал нас.
На столе стоял пузырёк с изумрудной жидкостью — это то самое зелье правды. В сторонке покоился не активированный шар памяти и лежала папка с документами и списком допроса.
— Князь Родомир Григанский, прежде чем мы начнём, вы должны подписать вот это, — следователь протянул Родомиру листок о согласии допроса под зельем правды и толстую острую иглу.
Родомир недовольно поджал губы, сел за стол и принялся внимательно изучать согласие, хотя скорее больше делал вид, что изучает, и снова нарочно тянул время.
Мы терпеливо ждали. Следователь то и дело косился на меня, словно бы спрашивая разрешения поторопить Григанского, но я взглядом дал понять, чтобы он не вмешивался.
Наконец, Григанский взял иглу, проткнул указательный палец и размазал выступившую каплю крови по бумаге в нижнем углу листа. Затем начертил руну своего рода и подтвердил родовую подпись. Руна вспыхнула голубым и растаяла в воздухе.
Следователь торопливо смахнул согласие со стола, спрятав его в папку, и протянул Григанскому флакон с изумрудной жидкостью. Несколько секунд Родомир колебался, затем рывком схватил зелье, откупорил флакон и залпом выпил.
Я невольно оглянулся на зеркало во всю стену позади нас. Я знал, что Быстрицкий с напряжением наблюдает за происходящим с той стороны, буквально чувствовал его взгляд, прикованный к Григанскому.
Зелье правды действовало мгновенно, но время действия у него весьма короткое, всего-то каких-то пять минут. Но по закону уже после третьей минуты ответы под зельем считались неистинными и их нельзя было приобщить к делу, так как после третьей минуты разум уже мог сопротивляться чарам зелья.
Как только Родомир осушил флакон, следователь тут же активировал шар памяти и перевернул маленькие песочные часы, рассчитанные на три минуты.
— Князь Родомир Григанский, — уткнувшись взглядом в список вопросов, быстро затараторил следователь, — вы организовали покушение на княжича Ярослава Гарвана?
— Да, — сквозь зубы процедил Родомир, покосившись на меня.
— Вы признаёте свою вину в том, что заставили шантажом Глеба Быстрицкого использовать артефакт морока и выдавать себя за княжича Ярослава Игоревича?
— Да, — Родомир безотрывно жёг меня взглядом, полным ненависти.
— Каков был мотив вашего преступления?
— Он должен был проиграть в дуэли с моим сыном. Я хотел, чтобы он был опозорен. Хотел отомстить Игорю Гавану за издёвки, которым он регулярно подвергал меня в школьные годы, — Родомир сжал челюсть так сильно, что казалось, я слышал скрип зубов. Но как бы он ни противился, язык против его воли всё равно выдавал правду.
— Осознавали ли вы, что подвергаете князя Ярослава Игоревича смертельной опасности, когда заказали двум отставным военным выстрелить в него пулями с ослабляющим зельем? Понимали, что он может умереть?
— Нет, я не хотел, чтобы его убили. Цель была только ослабить, но я понимал, что из-за ошибки его могут убить.
— Намерены ли вы в дальнейшем мстить семье Гарван после произошедшего?
— Нет!
— Вы каким-либо образом причастны к смерти князя Варганского Игоря Богдановича Гарван?
Это к делу никак не относилось, но я не мог упустить возможности спросить об этом Григанского. И этот вопрос явно для Григанского оказался неожиданностью.
— Нет, — медленно протянул он, удивлённо вскинув брови.
Следователь покосился на меня, с вопросами из списка было покончено, но песок в часах убежал лишь наполовину. Я подал знак следователю, чтобы тот остановил шар памяти. У меня было ещё к нему несколько вопросов не под запись.
— Что произошло с отцом Глеба Быстрицкого?
Родомир зло скривился:
— Он умер в бою с метрополийцами на границе. Мы защищали Капрос от вторжения.