Наши представления, следовательно, не выходят за пределы наших ощущений. И все же, сквозь облик мира, созданный нашими чувствами, все отчетливей просвечивает отблеск иной действительности. Мы уже вплотную подошли к внешнему рубежу нашего чувственного познания. Остановившись здесь, мы вглядываемся вдаль.
О ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ РАЗУМЕНИИ
Пользуясь чувствами, мы строим образ окружающего мира и отыскиваем в нем свое место. Это и называется разумением, то есть осуществлением истины, которая намного превосходит обычное чувственное познание.
У животных тоже есть чувства. И они смотрят на закаты и восходы. Но понятие о причине этого, то есть о суточном вращении Земли или что зима сменяет лето вследствие обращения Земли вокруг Солнца, им недоступно. И мы об этом знаем не из прямого наблюдения, а из картины мира, построенной на основе наблюдений. Когда олень видит горную реку, он тут же инстинктивно вспоминает, что вода утоляет жажду. Но ему не уразуметь, что вода всегда течет сверху вниз под действием сил притяжения и что запасы воды в горах пополняются испарением с водных поверхностей с дальнейшим сгущением в облака и выпаданием в виде осадков.
Теперь нам уже ясно, что чисто чувственные данные суть только исходный материал, кирпичи, из которых складывается целое, наше видение мира. Оно охватывает не только внешний облик материального мира, но простирается много шире и глубже. Только человеку присуща способность накапливать наблюдения, анализировать и группировать их, отыскивать взаимосвязь и взаимодействие явлений и из всего этого строить новую, обогащенную картину действительности. Эта-то способность и выделяет нас из животного мира. Нам дано сохранять прошлые переживания и использовать их в новых обстоятельствах. Мы способны воздействовать на ход событий и даже создавать новые положения вещей и их отношения. Мы можем творить новые идеи и находить новые способы мышления. И все это происходит из нашего врожденного побуждения проникать все глубже, идти все дальше и взбираться все выше.
Главным орудием ищущего истины разумения служит интеллект (рассудок) — способность к логическому мышлению. Все новые задачи осмысливаются нами в свете предшествовавшего опыта, хранящегося либо в нашей памяти, либо в каких-то записях. Размышляя, мы отделяем важное от неважного, рассматриваем предмет с разных сторон, испытываем свои выводы на деле и в конце концов делаем логическое заключение. Решение найдено! Оно именно в этом! Теперь мы это знаем! И найденный ответ прибавляется к прежним знаниям. Мысль — важнейший инструмент для научных исканий. Умом едва ли постижимо, что наделала людская изобретательность в союзе с мыслительной мощью. Сколько всего придумано, достигнуто, объяснено и создано! От всего этого голова идет кругом.
И неудивительно, что в своем неустанном наступлении люди порой слишком высоко заносились. Им начинало казаться, что их мысль стала ключом ко всем тайнам Вселенной. Осталось только вложить ключ в замок и повернуть. Но тут-то и стало проясняться, что упущены кое-какие свойства действительности, с которыми необходимо считаться.
Кроме логического мышления, у разума есть и другой инструмент — интуиция.
Интуицией называют непосредственное ведение истины. Внезапно все становится ясным, например, загадка сама собой разрешается. Неизвестно, откуда взялось решение, но ясно как день, что так оно есть. Как утверждал французский философ Анри Бергсон: «Вернейший путь к истине проходит через интуицию. Логическое мышление только подводит нас к тому месту, откуда нам предстоит "прыжком вслепую" достичь мира прояснения, в котором мы просто узнаем истину». Он же заявлял, что, несмотря на различие мнений, философы сходятся в том, что не смешивают два совершенно разных пути, ведущих к знанию (неважно о чем — объекте, явлении, качестве). Первый путь заключается в постепенном, круговом приближении к решению, а второй — в прямом проникновении внутрь.
В первом случае мыслитель кружит вокруг задачи, подступаясь к ней с новых и новых сторон. Или же он ищет новые аспекты в уже известных свойствах, чтобы истолковать это новое с помощью уже известной символики. Такое знание навсегда останется относительным и подлежащим дальнейшим поправкам. И если оно и выдержит последующие рассмотрения, то только потому, что никакую существенную новизну и уникальность, присущую данному объекту, невозможно выразить иначе, как с помощью чего-то известного.