— Упс, бывает, — и я протянула палку Эдрину.
Он вернулся на поляну, но сейчас звук издаваемый трещоткой был совсем другим. Но все равно появления первых любопытных мордочек пришлось ждать минут десять. Я бы за это время вся извелась, но Эдрин сидел спокойно и только медленно крутил трещотку.
И вот животные вылезли из нор, вот они стали подходить ближе и… тут у меня под ногами треснула ветка. Да так звонко, словно выстрел. Животные исчезли мгновенно, словно их и не было на поляне. Эдрин, все это время сидящий ко мне спиной, резко развернулся, но не успел и рта открыть.
— А что ты хочешь! — напустилась я на него, — У меня ноги затекли. Знаешь, как тяжело стоять на одном месте, а мне так хотелось посмотреть, как ты ловко орудуешь удой.
А вы чего хотели? Это еще Мария Яковлевна, наша училка литературы, говорила, что ласковое слово и кошке приятно, а мужика, того и вообще, надо постоянно хвалить. Он тогда и звезду для вас с небес достанет. Главное — постоянно напоминать ему, что он добрый, ласковый, сильный… Вот и я, незаметненько так, подсластила пилюлю для Эдрина, а тот проглотил её, и вместо «шла бы ты домой, Пенелопа», я услыхала только смиренное:
— Постарайся в следующий раз потише, хорошо?
— Конечно!
Но не дано мне было в тот день вести себя «потише». Не успел Эдрин толком усесться и завести свою шарманку, то есть трещотку, как на меня напал чих. Я чихала, и чихала, и чихала. Парень подскочил, выдернул меня из-под куста, где я устроилась понаблюдать за его охотой.
— Ты бы еще под веридиктом встала.
— Где? — переспросила я, едва перестав чихать.
— Я тебя где поставил? — напустился он на меня, и, не ожидая от меня ответа, продолжил разнос, — ты зачем перешла под чухань?
Но потом, очевидно решив, что от нотаций толку не будет, махнул рукой и пояснил по-человечески.
— Чухань — это куст такой. У него листья выделяют смолу, запах которой вызывает у человека непреодолимое желание чихать. А веридикт, это дерево такое. С него смола капает. Капля его смолы спокойно прожигает несколько слоев ткани. А если попадет на кожу, то и до кости дойдет. Человек умирает в страшных мучениях.
Он вздохнул, а я, как «умная Маша», сразу вынесла свой вердикт.
— Да подстрелить надо этих крыс, и дело с концом.
Эдрин искоса бросил на меня удивлённый взгляд, молча протянул мне лук, и я отправилась добывать нам ужин.
Конечно, все крысы будто испарились, едва я стала подходить к небольшому заливу реки, месту их кормежки.
И тут я увидела настоящее чудо — на воду залива опустились две прекрасные птицы. Они возникли передо мной, словно соткавшись из воздуха.
Завороженная их сказочным видом, я просто забыла, что держу в руке лук. Стрелять в такую красоту было бы кощунством. Вы видели лебедей? Нет, не в зоопарке или в городском парке, а на воле, когда эта величавая птица плывет по тихой глади воды. Это было великолепное зрелище.
Севшие на воду птицы, были немного меньше знакомых мне лебедей, и тоже белые. Но белизна эта была какой-то призрачно-сверкающей. Меня охватил восторг от одного вида этой прекрасной пары.
Я так залюбовалась ими, что даже не заметила, как рядом появились Яр с Эдрином.
— Вета, — тихо-тихо спросил Яр, — а зачем тебе лук? Ты же не цапу пришла стрелять?
— Цапу? Вот как они, оказывается, называются… — так же тихо отозвалась я.
— Да. Это очень редкая птица. Говорят, что тех, кто увидел цапу, ждет долгая и счастливая жизнь. А увидеть пару, это вообще из области невозможного. Одна такая птица живет в пруду королевского дворца. Но она уже очень старая.
А птицы, тем временем, проплыв мимо нас по широкому полукругу, взмахнули крыльями и взлетели, практически сразу исчезнув, словно растворившись в воздухе.
— Куда они делись? — закрутила я головой, пытаясь высмотреть только что взлетевших птиц.
— Их не видно в воздухе, — тихо сказал Яр, с мечтательной улыбкой на губах, а потом, словно вспомнив о чём-то важном, нахмурился, и повторил свой вопрос, — А зачем тебе лук? Вы же с Эдрином, вроде, за ужином пошли?
— Как это — зачем? Хочу крысу подстрелить.
Вот тут Яр удивился по-настоящему.
— Вета, а Эдрин разве не сказал тебе, что крыс нельзя стрелять?
А вот здесь рассердилась уже я.
— Знаешь, Яр, ваши шутки меня уже не веселят. Почему нельзя?
— Так, Вета, — Яр снова стал серьёзным, — сначала давай договоримся. Больше никакого Яра, только Старик. Я для тебя — Старик, и все. Это важно. Уяснила?
Я, молча, кивнула головой.
— А стрелять крысу, — продолжил он назидательным тоном, — нельзя. Во-первых, крыса сбегает быстрее, чем до неё долетает стрела, а во-вторых, у них, сразу под кожей, слой ядовитого жира. Когда стрела пробивает шкуру, то яд попадает в мясо, и… Дальше рассказывать?