Вскоре в кузнеце из живых нападавших остался только горбун. Но все мечи отлетали от него, и тут он захохотал, издеваясь над нами, понимая, что мы не можем его достать. И тогда я, с каким-то удовлетворением швырнула в горбатого что-то, что схватила прямо из воздуха, из ничего. Вот только, мое «ничего» расплылось по защите старика. И эта защита стала накаляться и сжиматься. Старик заорал, завизжал, я видела, как Яр бросил на старика совсем маленький язычок пламени. И горбун вспыхнул, словно факел.
Эдрин бросился к забившимся под стол мальчишкам, но было уже поздно. И когда серпенты успели их достать?
Я склонилась над кузнецом. Посиневшие губы и ярко синяя пена у рта. Яд!
— Отомсти за нас, девочка!
А горбун горел. Он уже не корчился. Он горел, как куча углей в горне кузнеца. Капли огня падали на землю и, казалось, сама земля начинает гореть и покрываться коростой.
— Бежим — закричал Яр, толкая Эдрина к выходу, я бросилась за ними, замешкавшись совсем чуть-чуть. Там же, в сваленных в углу железяках, что-то снова блеснуло, и, вместо выхода, я бросилась туда, в угол. Арбалет! И там же мешочек с болтами. Я едва успела схватить находку, как почувствовала, что Яр тянет меня к выходу, а пламя уже захватило половину кузницы. Плавились столы. Жар сплошной стеной поднимался к крыше, она еще не вспыхнула, но это было делом нескольких мгновений.
Мы выскочили на воздух. У дверей, зажимая рукой рану, сидел старший сын кузнеца. Эдрин наклонился над ним, и, обречённо провел рукой по лицу, закрывая глаза.
Зарема взволнованно крутила головой, Эдрин вскочил на облучок, развернул ее, а мы с Яром заскочили в повозку сзади, причем, я сначала кинула туда свои находки, а уже потом, ухватившись за руку Яра, и при его помощи, залезла сама.
Мы бежали от горящей кузницы, от этой непрошеной смерти. Адово пламя могло поглотить весь город, и я, понимая это, мысленно опустила на горящую кузницу плотное покрывало. Без кислорода огонь погаснет. Я не умею колдовать так хорошо как Яр или Илай. Я еще учусь. Но казалось, я все сделала правильно. По крайней мере, пока мы были в городе, никто не орал — огонь, пожар.
— Что это ты там, у кузнеца присмотрела? — спросил Яр, рассматривая меч и арбалет.
— А что ты видишь?
— Я? Две кривые железяки, которым место на свалке, ну, или может в кузнице, чтобы переплавить или перековать.
— Вот и хорошо, это не мое. Мне надо будет это отдать.
Мы отъехали километра на два, не больше, когда Яр велел Эдрину свернуть на проселок. Крохотная деревенька, показавшаяся из-за поворота, встретила нас пустыми глазницами окони сорванными дверями. И опять этот мерзкий запах. Мне казалось, что все наши вещи провоняли им, да и сам тент, укрывающий повозку, тоже уже откровенно пованивает. Спрашивать Яра, зачем мы свернули, нужды не было. И так понятно, что мы заметали следы, на случай, если серпенты решат отправить погоню. Так, по просёлкам, мы миновали еще две деревни. И ни в одной из них никто не жил. Об участи жителей говорили огороды, уже поросшие травой и вещи, оставленные в домах. Эти люди бросили свои дома не по своей воле.
Ночевать остановились на небольшой поляне, костер не зажигали, а просто перекусили вареным мясом. Яр с Эдрином распределили время дежурства. Меня, как обычно, в этом списке не было. Ну и пусть. Мне надо было выспаться.
Я проснулась от ощущения, что кто-то пристально смотрит мне в затылок.
Странно! Выходит, что защитная магия Яра не сработала?
Но вокруг стояла тишина, и даже пения птиц не было слышно. А вот им уже пора бы и проснуться.
И вдруг, словно сжатой до предела пружиной, меня вынесло с моего любимого места в повозке. Попутно я смела дремавшего на передке Яра, сторожившего наш лагерь, и мы кубарем покатились по траве.
И в то же мгновение на фургон обрушился острый, как бритва, и яркий, как солнце, тонкий луч магической энергии.