Он покачал головой, улыбаясь и продолжая водить пальцем по краю стола.
/19/
ВРЕМЯ
Червокамера становилась все доступнее и все мощнее. Невидимые взгляды падали на прошлое человечества, будто снежинки, проникали все глубже и глубже в историю.
Принстон, штат Нью-Джерси, США. 17 апреля 1955 года н. э.
Навещавшие его в эти последние часы были потрясены его добродушным юмором. Он разговаривал с удивительным спокойствием, отпускал шутки по адресу врачей, а на свою приближающуюся кончину смотрел как на ожидаемое естественное явление.
И конечно, он до самого конца отдавал суровые распоряжения. Он не желал превращаться в объект паломничества, и он настаивал на том, чтобы его кабинет в институте не превращали в музей, а его дом – в святилище, и так далее, и тому подобное.
Доктор Дин в последний раз зашел к нему в одиннадцать часов ночи. Он мирно спал.
Но вскоре после полуночи его медсестра, миссис Альберта Россель, заметила перемену в его дыхании. Она позвала другую сестру, и они вдвоем приподняли изголовье его кровати.
И когда самый удивительный ум со времен Ньютона начал наконец погибать, к поверхности его сознания устремились последние мысли. Возможно, он сожалел о том, что крупнейший проект унификации физики он оставил незаконченным. Возможно, гадал, верно ли было с его стороны пойти по пути пацифизма, верно ли он поступил, сподвигнув Рузвельта вступить в ядерный век. А может быть, он просто сожалел о том, что всегда ставил науку на первое место, что она для него была даже важнее тех, кто его любил.
Но уже было слишком поздно. Его жизнь, такая яркая и сложная в юности и зрелости, теперь приближалась, как и положено всякой жизни, к моменту совершенной простоты.
Миссис Россель низко наклонилась к нему и услышала его тихий голос. Но он говорил по-немецки, на языке своей юности, и она не поняла слов.
… А еще она не видела и не могла увидеть сонм сгустков пространства-времени, сгрудившихся в эти последние мгновения над дрожащими губами Эйнштейна ради того, чтобы услышать последние слова: «… Лизерль! О Лизерль!»
Отрывок из доклада Мориса Пейтфильда, профессора Массачусетского технологического института, председателя инициативной группы «Червосемя». Доклад было представлен комиссии Конгресса по изучению электората США 23 сентября 2037 г.:
«Как только стало ясно, что червокамера может не только смотреть сквозь стены, но и заглядывать в прошлое, началось повальное увлечение человечества собственной историей.
Сначала нас потчевали профессионально изготовленными "фактологическими" фильмами и показывали нам такие значительные события, как войны, покушения, крупные политические скандалы. "Непотопляемый" – восстановленная картина катастрофы "Титаника", например, оказалась завораживающим зрелищем, хотя это зрелище и разрушило множество мифов, распространяемых недобросовестными сочинителями. Помимо всего прочего, "Титаник" тонул в кромешном североатлантическом мраке.
Но довольно скоро нам надоели интерпретации профессионалов и захотелось на все посмотреть своими глазами.
Торопливое обследование многих пресловутых моментов недавнего прошлого дало результаты как банальные, так и удивительные. Удручающие подробности относительно Элвиса Пресли, О. Дж. Симпсона и даже насчет смерти обоих Кеннеди, безусловно, удивили всех. С другой стороны, откровения насчет убийств многих выдающихся женщин – от Мэрилин Монро до Матери Терезы и Дианы, принцессы Уэльской, вызвали волну шока даже в обществе, начавшем привыкать к избыточной правде. И мужчин и женщин одинаково сильно потрясло существование бесконечных тайных заговоров мужчин-женоненавистников, которые на протяжении нескольких десятков лет выступали против женщин, взявших (по мнению этих мужчин) себе слишком много власти.
Однако многие истинные версии исторических событий – кубинский кризис, Уотергейт, падение Берлинской стены, отмена евро, – представляя несомненный интерес для любителей, оказались запутанными, обескураживающими и сложными. Удручающе осознавать, что даже те, кого мы обычно считаем средоточием власти, как правило, мало знают и еще меньше понимают в происходящем вокруг них.
При всем уважении к великим традициям этой Палаты, вынужден заявить, что почти все ключевые события в истории человечества, судя по всему, окружены вымыслом, точно так же как все великие романы – не более чем грубые игры и манипуляции.
И, что хуже того, правда чаще всего оказывается скучной.
Отсутствие закономерности и логики в ошеломляющей, почти неузнаваемой истинной истории, которая теперь предстает перед нами, настолько тяжело и утомительно для всех, кроме самых истовых ученых, что к нам начали возвращаться приукрашенные рассказы – истории с простой повествовательной структурой, способные привлечь внимание читателя и зрителя. Нам нужен сюжет и смысл, а не голый факт…
Тулуза, Франция, 14 января 1636 года н. э.
В пыльной тишине своего кабинета он положил перед собой любимый экземпляр «Арифметики» Диофанта. С огромным волнением он перелистал страницы, добрался до книги второй, задачи восьмой и поискал перо.
«… С другой стороны, невозможно куб записать как сумму двух кубов, или четвертую степень записать как сумму двух четвертых степеней, или, говоря в общем, любое число со степенью больше двух невозможно записать в виде суммы двух таких же степеней. Я располагаю поразительным доказательством этой теоремы, но оно слишком велико, чтобы разместить его на полях…»
Бернадетта Уинстенли, четырнадцатилетняя ученица из города Хараре в Зимбабве, заранее зарезервировала себе время для работы со школьной червокамерой и посвятила себя наблюдению за теми мгновениями, когда Ферма быстро писал на полях.
… Вот когда это началось для него и тут и должно было закончиться. В конце концов, именно восьмая задача Диофанта так заинтриговала его и отправила по дороге к математическому открытию. «Имея число, являющееся квадратом, запиши его как сумму двух других квадратов». Это было алгебраическое выражение теоремы Пифагора, и решение было известно каждому школьнику: три в квадрате плюс четыре в квадрате (то есть девять плюс шестнадцать) равняется двадцати пяти, то есть – пяти в квадрате.
Но что, если расширить данное понятие за пределы этой геометрической тривиальности? Существовали ли числа, которые можно было выразить суммой более высоких степеней? Три в кубе плюс четыре в кубе равнялось двадцати семи плюс шестьдесят четыре, то есть девяноста одному, а это число не являлось кубом. Почему вообще существовали такие тройки чисел? А как насчет более высоких степеней – четвертой, пятой, шестой?..
Математики древности явно не знали о таких случаях – но не знали и доказательства того, что это невозможно.
И вот теперь он – юрист и магистрат, даже не профессиональный математик – сумел доказать, что не существует трех таких чисел при любой степени больше двух.
Бернадетта вывела на экран исписанные листы бумаги с доказательством, найденным Ферма (как он полагал), а потом учитель помог ей расшифровать записи.
… Сейчас его ждали дела, а когда будет время, он запишет в краткой форме свое доказательство, пока содержащееся в заметках и набросках. А далее отправит письма Десаржу, Декарту, Паскалю, Бернулли и другим – как-то они восхитятся дальновидной тонкостью его выкладок!
А затем он станет исследовать числа дальше – числа, эти капризные и упрямо сложные создания, порой настолько странные, что ему казалось, что они, должно быть, существуют независимо от человеческого разума, выдумавшего их…