Дядя Максим взял десятилетнего мальчика к себе и воспитал по своему подобию. Тихий, застенчивый Алексей вырос настоящей лиговской шпаной - он постоянно дрался, попадал в ту или иную неприглядную историю, состоял на учете в милиции... Его несколько раз пытались выгнать из школы, но каждый раз дяде удавалось отстоять слишком бойкого племянника. Сам дядя за эти годы, напротив, стал более серьезным, остепенился. Он теперь не искал шальных приключений, всерьез занялся языками и после многочисленных попыток был зачислен на специальные курсы КГБ, успешно окончил их и получил офицерские погоны. У него вдруг обнаружилось редкое призвание - оказывается, он был прирожденным следопытом и гениальным охотником. В КГБ из него сделали снайпера...
Теперь дядю Максима посылали в "горячие точки", где он находил выход своей неуемной энергии. Во время одной из таких командировок его серьезно ранили в ногу, и он пролежал дома в гипсе почти год. Все это время он посвятил племяннику, взахлеб рассказывая ему о своих приключениях. Алексей слушал его раскрыв рот. Ему вдруг открылась новая жизнь, о которой он и не подозревал.
Что только он не услышал!
Оказывается, дядя Максим привык теперь полагаться только на свое чутье, и оно его не раз выручало. Однажды он на спор прошел по минному полю под Кандагаром, доказывая всем, что чувствует напряжение, заключенное во взрывателе. Конечно, это была фанаберия - какое напряжение он мог уловить от взрывателя? - но что-то в организме имелось, и оно четко сигналило: опасность!
Среди особистов Максима никто за нормального не держал. Ну кому, подумайте, взбредет в голову на спор прогуляться с одного конца минного поля на другой без миноискателя? Нет, с точки зрения коллег он был немного чокнутым. Вот в первую военную компанию в Сербии, к примеру, он, как только приехал и узнал, от кого "юги" хотят избавиться, тотчас отправил письмецо полковнику Карлу Шлиманну, своему противнику, тоже снайперу из Германии, приехавшему воевать на стороне боснийцев и уже угрохавшему человек десять из командного состава. Снайпер сообщил, что прибыл капитан Николаев Максим и имеет честь доложить, что ровно через неделю, а точнее, по истечении семи суток, ни позже ни раньше, он закончит его земную жизнь, если Карл не соберет чемоданы и не уедет из Югославии. В противном же случае следует подумать о завещании, ибо Максим знает, что немец старый одинокий волк, и уважает его прошлые заслуги.
Письменного ответа не последовало, но устно полковник передал Максиму свою благодарность и посоветовал аналогичным образом позаботиться о себе. Все это рассказал пленный серб, которого Шлиманн специально выкупил у боснийцев, чтобы отправить "живое послание". Серба звали Мирослав, месяц назад ему исполнилось двадцать, и он с восхищением смотрел на Максима, которому доложил, что Карл, будучи старше по званию, обещает вернуть русского снайпера в материнское лоно земли ровно через пять дней и восемнадцать часов, если русский снайпер не проявит благоразумия. Немец даже прислал с Мирославом бутылку хорошего итальянского "Кьянти". Стояло лето, было тепло, они пили вино, закусывая теплыми, приготовленными из овечьего сыра лепешками и с любопытством смотрели на Максима. Нет, все знали, что он не уедет, но вот какой ответ придумает русский на эти "пять дней и восемнадцать часов"? и Максим придумал: просто пять дней. И победил. Хватило одной секунды, когда среди ветвей мелькнула коротко стриженная голова Шлиманна. Снайпер выстрелил... Он знал, что выиграет.
Алексей знал эту историю наизусть, но каждый раз спрашивал:
- и попал?
- Попал, - скромно отвечал дядя Максим.
После окончания школы Алексей почти год обивал пороги органов, но его не взяли - сказали, молод еще. Даже рекомендации дяди Максима не помогли. Обидевшись насмерть, парень проработал до лета вышибалой в известном на весь Питер кабаке "Летучий голландец", а потом поступил во ВГИК на актерский. Но учеба в институте кинематографии не задалась - Алексея выгнали после второго курса за драку: он набил морду Бондарчуку-младшему. Николаев загремел в армию, но не в кавалерийский полк, где обычно служили дети известных артистов и режиссеров, а в самый дальний гарнизон СибВО* (* Сибирский военный округ). Лиговская закалка и веселый, неунывающий характер помогли ему выжить, не опуститься, не потерять человеческое достоинство.
Вернувшись в Питер, Алексей сделал вторую попытку попасть в органы, и - о, чудо! - случилось долгожданное: его взяли. Три года спецподготовки пролетели как один. Затем - распределение в отдел полковника Тарасова. Поначалу все шло хорошо, но потом последовали подряд несколько неудач, и за Алексеем твердо закрепилось прозвище Невезучий. Напарник Сурков, правда, называл его еще и "шпаной", но это так, без особой злости. А вот первое прозвище было гораздо неприятней! Разве Алексей виноват, что у него не все получается? И пожаловаться было некому - почти у всех в Управлении были завязки, а у Николаева - никого. Дядя Максим был уже не в счет, его серьезно подстрелила в Чечне чемпионка Латвии по стендовой стрельбе. Отправленный на пенсию по ранению, он теперь целыми днями проводил перед телевизором, всерьез "заболев" политикой.
Итак, до последнего времени дела у Алексея шли неважно, а тут еще эта неудача с Кучеровым. Ну, конечно, полковник Тарасов взорвался. А в гневе он страшен, это всякий знает. И все, кончилась на некоторое время карьера старшего лейтенанта Николаева. Аут! Можно было отдыхать. Пока не пройдет служебное расследование - а это дело долгое, Алексей это знал точно - можно было особо не рыпаться. Если Иван Иванович сказал "отстраняю", то все - сиди и жди перемены погоды, вернее, настроения...
Алексей решил это время использовать с толком - как следует напиться...
3.
Он открыл глаза, увидел остановившуюся стрелку будильника и понял, что пора завязывать. Пошарив в холодильнике, он нашел открытую бутылку "Комдива". Налил в стакан остатки и выпил без закуски почти полный стакан водки. Резко выдохнул, передернул плечами. Двести граммов паршивого алкоголя устремились в кровь. И уже через несколько секунд отдались в голове.