Я повернулась к тебе. Великолепный, нежный. Хочет меня. А что, не подарок ли это на день рождения? Кто-то на небесах постарался.
– А если говорить о дорогах, – сказала я, – порой бывает, что снова попадаешь на ту же развилку. Получаешь новую возможность зашагать в одну сторону.
Господи, какие мы были глупые! Молодые и глупые. Даже слишком.
Ты посмотрел на меня в упор, твои синие глаза были мутноваты, но все равно притягательны.
– Я хочу поцеловать тебя, – сказал ты и потянулся ко мне.
И поцеловал. А у меня снова возникло чувство, будто сбылось мое пожелание на день рождения.
– Пойдем сегодня со мной… ко мне, а, Люси? – спросил ты, убирая выбившуюся прядь мне за ухо. – Так не хочется возвращаться домой одному.
Я видела в твоих глазах печаль – печаль одиночества. И мне хотелось это хоть как-то исправить, хотелось стать для тебя целебной мазью, лекарством, волшебным бальзамом. Мне всегда хотелось сделать твою жизнь легче. До сих пор делаю. В этом моя ахиллесова пята. Или, скажем, зернышко граната. Как и Персефону, оно всегда заставляло меня уступать.
Я взяла тебя за руку, поднесла твои пальцы к губам и поцеловала:
– Да, пойду.
Глава 7
Потом мы лежали на твоей кровати, комнату освещали лишь огни города, проникающие сквозь щели в занавесках. Ты лежал с краю, обнимал меня, положив ладонь на мой голый живот. Мы оба устали, мы вполне удовлетворили друг друга, мы все еще были немного пьяны.
– Хочу бросить эту работу, – прошептал ты, словно в темноте говорить вслух было небезопасно.
– Бросай, – тоже шепотом сонно отозвалась я. – Кто тебе мешает.
Большим пальцем ты потер мою грудь снизу.
– Хочу заниматься чем-то, что имело бы смысл, – продолжал ты, горячо дыша мне в затылок. – Помнишь, как ты говорила?
– Угу, – отозвалась я, засыпая.
– Но я тогда не понимал этого.
– Не понимал чего? – пробормотала я.
– Дело не только в том, чтобы уметь видеть красоту, – сказал ты; слова твои никак не давали мне уснуть. – Мне хочется снимать все: и счастье, и печаль, и радость, и смерть. Мне хочется снимками рассказывать людям о жизни. Ведь ты меня понимаешь, правда, Люси? Вот Стефани не понимала. Но ты была там со мной. Ты знаешь, как это меняет взгляд на мир.
Я повернулась к тебе лицом и мягко поцеловала.
– Конечно понимаю, – шепотом отозвалась я и провалилась в сон.
Но на самом деле я не очень-то поняла, что ты имел в виду, и не знала, как далеко это затащит тебя. Что это в конце концов приведет тебя сюда, к этому мгновению. Я была пьяна, я очень устала, я была наконец с тобой, в твоих объятиях – именно так я не раз себе это представляла. В ту минуту я согласилась бы с тобой, о чем бы ты ни спросил.
Глава 8
Ты, конечно, бросил работу и пошел на курсы фотографии. Мы продолжали встречаться, и чем больше времени проводили вместе, находя друг в друге утешение, обретая надежду, черпая энергию в объятиях, тем крепче становилась наша, так сказать, физическая связь. Мы раздевались даже в туалетах ресторанов – не было сил ждать, когда доберемся до дому. А на улицах порой, когда наши губы впивались друг в друга и выпирающие кирпичи вонзались нам в спину, мы готовы были раздавить друг друга о стены домов. Мы устраивали пикники в парке, набрав с собой бутылок из-под яблочного сока, наполненных белым вином, и валялись на земле, вдыхая аромат влажной земли, свежескошенной травы и запах друг друга.
– Расскажи про своего отца, – попросила я однажды, через несколько месяцев после того, как у нас началось все заново и мы словно скользили по краю тектонического разлома, шагнув с открытыми глазами на край обрыва и рискуя свернуть себе шею.
– Да рассказывать особо нечего, – отозвался ты и подвинулся, чтобы моя голова умостилась на твоей груди. Твой голос оставался все таким же беззаботно-веселым, но я почувствовала, как напряглись твои мышцы. – Козел он был, – добавил ты.
– Почему козел?
Я повернулась, обняла тебя за талию и прижалась к тебе еще крепче. У меня иногда возникало чувство, что мы с тобой хотя и близки, но все-таки недостаточно. Хотелось залезть тебе внутрь, забраться в твой мозг, чтобы узнать о тебе все, что можно.
– Папаша мой был… непредсказуемый, – медленно проговорил ты, словно выбирал это слово с наиболее возможной тщательностью. – Однажды… я уже был достаточно большой… мне даже пришлось защищать маму.
Я подняла голову и заглянула тебе в лицо. Не знала, что сказать, как далеко можно заходить в своих вопросах. Хотелось узнать, что значит «достаточно большой». Четыре года? Или десять? Или тринадцать?