На эти вопросы у нее не было ответа, но мысль о том, что он уедет и оставит ее одну, была просто невыносима.
Андреа принесла поднос, и теперь, когда ей хотелось, чтобы Джерри остался, он вдруг засобирался уходить. Дважды бросал взгляд на часы и во второй раз заявил:
— Без четверти десять. Пора тебе в кроватку, ты впрямь выглядишь усталой.
— Наверное.
Андреа проводила его до двери. Звук мотора замер вдали, и девушка упала в кресло. Она никогда не думала получить предложение от Джерри, а если бы думала, то уж никак не предполагала, что будет всерьез его рассматривать. И вот вам, пожалуйста! Что ней случилось? Неужели она стала слабой и боится одиночества? Похоже, что так.
Потом она вдруг задумалась, отчего это Джерри так торопился уйти? Не похоже это на него. Она могла припомнить массу случаев, когда несчастные хозяева уже зевали в открытую, а он все никак не мог угомониться и просил поставить еще одну «самую последнюю» пластиночку.
Андреа улыбнулась, но на душе заскребли кошки. Джерри быстро передумал насчет своего предложения, и впервые в жизни ему стало неловко в этом признаться. Лучше ей сделать вид, будто ничего не произошло. Она выключила свет и поднялась наверх.
Утро выдалось ясное, но время от времени набегали тучки кратковременного дождичка. После завтрака Андреа осмотрела окрашенный пол. Ходить по нему пока было рановато, поэтому она установила мольберт и принялась рисовать запруду. Она решила для себя — как только судебное разбирательство закончится, на первое место выйдет работа, приносящая ей кусок хлеба с маслом. Бесчисленные мелочи по ремонту дома придется оставить на свободное время.
Около десяти часов она приготовила себе омлет, подкрепилась и переоделась в строгий серый костюм. Сама того не желая, она все прислушивалась, пытаясь уловить гул мотора. Они, конечно, не договаривались, что Джерри заедет за ней, но девушка ощутила в сердце укол разочарования, когда он так и не объявился. Она добралась до Ярбурга на взятом в прокат автомобиле и припарковалась на площади. Здание суда оказалось крохотным, с неясными намеками на готический стиль, больше смахивавшим на миссионерский приют, чем на место, где вершится справедливость. Она подошла к стоявшему у дверей полицейскому.
— Это дело будет слушаться следующим, мисс, — отметил он на ее вопрос. — Вы заинтересованная сторона?
— Не уверена. Но меня могут вызвать в качестве свидетеля.
— В таком случае вам лучше подождать в коридоре, пока двери не откроются. Потом пройдете и сядете.
Андреа вошла в здание. Узкий коридор с темно-зеленой плиткой до половины стены встретил ее полумраком и навязчивым запахом карболки. Около дюжины человек сидели на неприхотливых скамьях, примерно столько же стояли, разбившись на группки. Моника Дрейк и мистер Сандерс беседовали с каким-то мужчиной.
Первой Андреа заметила Моника. Окатив противницу ледяным взглядом, она отвернулась и сказала что-то мистеру Сандерсу. Их собеседник, мужчина постарше, пристально посмотрел на Андреа, а мистер Сандерс направился прямиком к ней.
— Доброе утро. — Он даже не улыбнулся и не дал ей шанса ответить на приветствие. — По-прежнему собираетесь утверждать, что якобы не видели, как Монике дали выпить после аварии?
Андреа аж покраснела от гнева:
— Естественно, ведь это же правда.
Он приподнял бровь:
— Прямая дорожка к непопулярности. Вы хоть это понимаете?
— Правда редко бывает популярной, — огрызнулась она.
— Надо думать. А вы, значит, одна из тех, кто будет резать правду-матку, даже если кого-то вздернут за это на виселице? Похвально, похвально.
— Полагаю, людям следует иметь смелость признавать свои ошибки, а не рассчитывать на то, чтобы другие вытаскивали их из неприятностей ценой лживых показаний. В любом случае, водить машину, как делает это она, — непростительно. Из-за такого поведения люди гибнут.
— Ваша правда. Но, судя по всему, вас тоже нельзя назвать водителем-асом.
Закончив свое выступление, он развернулся и пошел прочь. Все мужчины одинаковые, жаждут оставить за собой последнее слово.
Андреа кипела от злости. Дверь в конце коридора распахнулась, из нее вышло несколько человек, и троица проследовала в зал. Андреа вошла за ними, окинув взглядом стол на возвышении, краснощекого мужчину за ним и примерно двадцать рядов стульев.
— Садитесь! — рявкнул громкий голос. — Тишина в зале именем полковника Фробишера, мирового судьи!
Андреа опустилась на ближайший стул. Двое мужчин за столиком у платформы пошептались немного, потом один из них встал.