Скальд Реймар простился со своим другом, собратом по ремеслу и спутником, в первый раз он не знал, что сказать, и, возможно, был даже немного удручен. Любое преступление — забава, любое горе — пустяк по сравнению с постижением Красоты, ибо это одновременно и преступление, которого нельзя искупить, и рана, которую нельзя вылечить, и слеза, которую нельзя осушить.
Глава двадцать четвертая
Глава двадцать пятая
На страстной неделе разнеслись слухи, что хозяин хутора, расположенного по соседству с ледником, доживает последние дни. Даже до Малого Бервика долетело эхо разговоров, занимавших весь приход: тяжкое испытание выпало на долю старой женщины, которая осталась на склоне дней одна с Беднягой. К тому же стало известно, что Бедняга разбила свое зеркальце и теперь больше не видит ледника.
Погода стояла тихая, с морозами по ночам и ясными солнечными днями.
В субботу перед Пасхой, ближе к вечеру, скальд встал и попросил свое лучшее платье.
Его жена Яртрудур Йоунсдоухтир молила воскресшего Хатлгримура Пьетурссона не искушать Господа Бога.
— Я слышал, что Бедняга разбила свое зеркальце, — сказал он. — Я обещал ей подарить новое.
— Но ведь уже вечер, — сказала жена. — Подожди до утра.
— Час воскресения пробил, — сказал скальд. — Земле подарена новая жизнь.
— Это воскрес Иисус Христос, — сказала жена.
— Нет, — ответил скальд. — Это воскрес я.
— Надень по крайней мере хоть шарф, — попросила жена. — И две пары носков.
Но что бы ни говорила жена, это больше уже не действовало на скальда, в ответ на ее слова он лишь улыбался странной улыбкой, ей стало немного не по себе, и она не осмелилась приставать к нему. Нет, шапку он тоже не наденет.
Он поднимается в гору той неуверенной, скользящей походкой, по которой трудно решить, что произойдет в следующий миг, упадет ли скальд в изнеможении на землю или, может быть, воспарит к небесам, набирая высоту. Река очистилась ото льда, холодное апрельское небо отражается в прозрачной глубине, белощекие казарки с криками летят над землей. Начало смеркаться, скальд останавливается в расселине, прислушиваясь к шуму реки и подняв лицо к одухотворенной тишине ледника. Ветер играет его волосами, которых он не подстригал всю зиму.
Старик испустил дух сразу после полудня, и теперь старуха с помощью незнакомой женщины уже кончала убирать покойника. Бедняга плакала, потому что разбила зеркальце. Мальчик с льняными волосами играл возле дома. Старуха встретила гостя с просветленным лицом, дружелюбно и с большим достоинством. Она родила шестнадцать детей и потеряла их. Она трудилась на них днем и бодрствовала над ними по ночам. И если они улыбались матери, небо становилось безоблачным, а солнце, луна и звезды делались собственностью этой женщины. Она стала туговата на ухо, и когда скальд напомнил ей о небе и его красоте, ей показалось, что он плохо думает о земле, и она поспешила перебить его:
— Если бы Бог был ко всем людям так же милостив, как ко мне, жизнь на земле была бы прекрасной.
И скальду почудилось, что он слышит в доме голос Эхо:
— И прекрасной была бы наша земля.
Когда ее дети испускали последний вздох после тяжкой борьбы со смертью, она одевала их в белый саван, заботливо расправляла складочки, словно наряжала к празднику. Она плакала, стоя у их могил, а потом возвращалась домой к тем, кто еще был жив. С некоторыми она простилась у калитки, когда они, подрастая, отправлялись искать счастья по свету. Кости ее дочери Хельги река вынесла на песчаную отмель через год после того, как Хельга пропала. Старуха сама пошла на отмель и собрала кости дочери, были там еще и маленькие косточки, она зашила их все в холст, положила в гроб, проводила до могилы и снова вернулась домой любить тех, кто еще был жив. В этом доме царила любовь. От века человеческая жизнь в том и состояла, чтобы улыбаться своему ребенку, когда он смеется, утешать его, когда плачет, провожать до могилы, когда умрет, и, утерев слезы, снова улыбаться и снова повторять все это, не спрашивая ни о чем; жить, всех дарить добротой.