И действительно, где бы он ни оказывался, он с азартом впитывает все достижения культуры и интеллектуальной жизни той или иной страны. Он стремится постичь всевозможные философские и эстетические концепции, вникнуть в суть литературных и художественных школ и течений, приобщиться к религиозной и политической жизни современной Европы и Америки. Будучи натурой цельной я увлекающейся, он на какое-то время безоговорочно принимал постулаты того или иного учения. Его мировоззрение и эстетические взгляды менялись неоднократно, причем менялись порой радикально. Эти необъяснимые, на первый взгляд, перемены для Лакснесса вполне органичны. Ему всегда были отвратительны рутина, самоуспокоенность, он всегда в поиске нового, пусть даже ценой самоотрицания.
В двадцать лет он принял католичество, взяв себе имя ирландского католического святого — Кильян. Вознамерившись посвятить свою жизнь Богу, чуть было не постригся в монахи. Конечно же, это был юношеский бунт против официозной протестантской религии, он не желал быть таким, как все, он искал свой идеал. По словам самого писателя, католицизм оказал серьезное влияние на его становление.
Америка конца 20-х годов накануне великого экономического кризиса сделала из него, по его собственному признанию, ярого социалиста. Этому способствовало близкое знакомство с Эптоном Синклером и Теодором Драйзером. Сам Лакснесс не видел особой разницы между христианством и коммунизмом, переход от одной религии к другой ее разновидности произошел естественно и плавно. Позже словом «религия» Лакснесс будет обозначать всякое духовное влияние, оставившее след на его мировоззрении. «Я — еретик семи религий» — эта очень точная и емкая характеристика имеет в виду не только католицизм или идеи социализма, которые были дороги ему почти тридцать лет, но и восточный даосизм, близкий в интерпретации Лакснесса к конфуцианству, и фрейдизм, и сюрреализм, в прочие «измы», так или иначе его увлекавшие.
То, что предметом его творчества должна стать родная Исландия, Лакснесс понял далеко не сразу. Лишь в 1929 году, вернувшись домой окончательно (хотя путешествия так и остались его страстью на всю жизнь), он увидел свою страну иными глазами: жизнь здесь не лучше, и не хуже, чем в иных краях, простая и великая человеческая жизнь. И самое главное, это его дом, его страна, его народ, с на редкость богатой многовековой культурой и яркой историей. Отныне он беззаветно служит своему народу.
Первые произведения, написанные главным образом за границей, были очень экзотичны романы «У подножья Святой горы», 1924; «Великий ткач из Кашмира», 1927; первые рассказы), они грешили подражательством и чрезмерным морализаторством. В них нет пока ни малейшего намека на знаменитую лакснессовскую иронию, нет даже мягкого юмора, без которого Лакснесса невозможно и представить. И однако уже в этих книгах ощущается та искренность, свежесть, то редкое умение сопереживать, которые станут отличительными чертами зрелого мастера. Одно было вне сомнения: в литературу пришел большой писатель.
В первых произведениях очень значителен автобиографический элемент, потом этот автобиографизм ослабнет, с тем чтобы снова зазвучать в позднейших произведениях. Героями первых романов стали молодые интеллектуалы, которым интересны лишь сами они, им нет дела до их родины, они не знают ее, хотя они исландцы по рождению, как не знает ее пока и сам автор.
И вот грянули тридцатые годы. Точно вихрь врывается проза Лакснесса в самую гущу народной жизни, открывая ее самые сокровенные пласты, показывая слабые ростки новой жизни. Это романы «Ты, чистая лоза» (1931) и его продолжение «Птица на берегу» (1932), объединенные во втором издании (1950) под общим названием «Салка Валка»; это роман «Самостоятельные люди» (1934). В этих книгах на широком историческом фоне показано зарождение новых для исландского общества социальных отношений, первые робкие шаги кооперативного и рабочего движения, нравственное пробуждение народа, народа, у которого никакими невзгодами нельзя истребить чувство собственного достоинства. Юная рыбачка Салка Валка и «тысячелетний крестьянин» Бьятур, эти образы, яркие, самобытные, словно сошли со страниц древних саг, но были при этом такими полнокровными и естественными — живыми. Эти образы по праву входят в ряд хрестоматийных в современной скандинавской литературе. Подобно великим норвежцам Ибсену и Гамсуну, Лакснесс создает целую галерею незабываемых образов, в особенности пленительных женских образов, как бы продолжив традицию саг: вслед за Салкой Валкой и Аустой Соуллильей появится Угла, за ней — Снайфридур — Солнце Исландии, наконец, Уа, в которой воплотилась «вся Вечная Женственность».