Однако над этим «нехитрым делом» безуспешно бились врачи, начиная с древних (Эций, Гален) и кончая окулистами двух последних столетий нашего времени. Были попытки вставлять в отверстие «окошечка», прорубленного в помутневшей роговице, кусочки стекла или прозрачного горного хрусталя, но такое инородное тело очень скоро вываливалось. Давно уже делались попытки заменить, помутневшую роговицу слепого человека здоровой прозрачной роговицей, взятой от глаза животных. Не увенчалось успехом и это.
Все же за долгий период сплошных неудач всех попыток пересадить здоровую роговицу вместо помутневшей отстоялось, как золотая крупица истины, одно точно установленное наблюдение: роговица, пересаженная от одного животного к другому, — «роговица-гость» — способна приживаться в «глазу-хозяине», и вместе с тем «роговица-хозяин» обнаруживает способность приживлять пересаженную в нее из другого глаза «роговицу-гостя».
Следующим этапом в истории освоения операции пересадки роговицы при слепоте от бельм совершенно логически было использовать для этого роговицу, взятую уже не от животного, а от человека. Материалом служили при этом здоровые человеческие глаза, удаленные из-за несчастных случаев: нечаянно выколотые, выбитые в драке или при падении. Здесь точно так же оказалось, что при пересадке лоскута здоровой роговицы в отверстие бельма человеческого глаза обнаруживается та же способность роговицы — приживаться и приживлять, — какая уже ранее была подмечена у животных.
Однако большого практического значения не получила в ту пору и пересадка роговицы, взятой от человека!
Причин этому было несколько.
Прежде всего операция пересадки роговицы оказалась трудновыполнимой из-за применявшегося при этом инструмента — так называемого трепана Гиппеля. По своей громоздкости он требовал почти жонглерского мастерства. Врач-окулист должен был оказаться виртуозом, чтобы, работая этим трепаном, не ранить хрусталика, не вызвать выпадения стекловидного тела. Ясно, что операция, доступная лишь единичным врачам-виртуозам, не могла получить широкого распространения.
Но была и другая причина. Очень скоро выяснилось, что пересаженная здоровая роговица в большинстве случаев через некоторое время снова мутнеет, временно просветлевшее бельмо возникает снова, и обретенное с такими трудностями зрение опять пропадает.
По всем этим причинам количество удачных случаев — с сохранившейся стойкой прозрачностью пересаженной роговицы — оказалось ничтожно малым. За 50 лет их было всего шесть.
Но даже если бы успеху операции и не мешали громоздкость инструмента и наступающее снова помутнение пересаженной роговицы, все равно широкого распространения эта операция получить не могла: этому мешала трудность получения материала для пересадки. Откуда брали здоровую роговицу для пересадки ее в бельмастые глаза? Для этого использовали глаза, удаленные из-за какого-либо несчастного случая. Но часты ли такие несчастные случаи? Много ли таких удаляемых глаз? Конечно нет, а с ростам культурного уровня народа число их вовсе сокращается и будет сокращаться. Между тем количество слепых глаз, нуждающихся в пересадке роговицы, чрезвычайно велико. Еще Парижская конференция, проходившая в 1928 году, определила общее количество слепых на земном шаре в шесть миллионов человек. В это число входили только люди с так называемой «медицинской слепотой», то есть слепые на 100 процентов. Но сюда не включались те, кого определяют как «граждански слепых», те, что сохранили по нескольку процентов зрения (от 2 до 4 процентов). Между тем по существу эти «граждански слепые» так же беспомощны и нетрудоспособны, как «медицински слепые», и, конечно, так же нуждаются в лечении. Где же взять те миллионы несчастных случаев, которые позволили бы воспользоваться здоровой роговицей удаляемых при этом глаз?
Все эти причины охладили интерес врачей к пересадке роговицы: операция эта явно не обещала превратиться из интересного эксперимента в повседневное оружие рядового врача-окулиста в борьбе со слепотой от бельм.
Охладел к этой операции и В.П. Филатов, тогда молодой врач. Еще студентом он твердо решил посвятить себя глазным болезням и, по собственному своему выражению, «мечтал» освоить пересадку здоровой роговицы в глаза, ослепшие от бельм. Но операция эта представлялась тогда почти неосуществимой, и В.П. Филатов занялся другими проблемами офтальмологии.
Так бы и пришла она в забвение, эта благодетельная операция, которую ожидало такое замечательное будущее. Однако тут неожиданно помогло то, что называется «счастливым несчастным случаем», из-за которого В.П. Филатов снова вернулся к оставленной было им мечте о пересадке роговицы.
У больного по фамилии Груша один глаз был слеп от бельма, а во втором глазу, пораженном другой болезнью, оставалась ничтожная крупица зрения (2–3 процента). Врач, лечивший больного Грушу, хотел оперировать этот второй — едва зрячий — глаз. Филатов настойчиво отговаривал врача от операции: ведь этот глаз, хотя и почти слепой, все-таки кое-что видел. Стоило ли рисковать единственным глазом? А вдруг операция будет неудачной? Тогда Груша станет слеп на оба глаза.
Врач не послушался совета Филатова. Он оперировал Грушу, оперировал неудачно, и тот потерял последние 2–3 процента зрения. Груша был тихий, мягкий человек. Как у многих слепых, у него выработалась покорность судьбе. Он не жаловался, не упрекал врача. Но отчаяние его было так велико, что В.П. Филатов не мог остаться пассивным созерцателем.
Глаз, только что ослепший после операции, было уже невозможно лечить: тут все было кончено. Но ведь второй-то глаз Груши был с бельмом! И В.П. Филатов решил попытаться сделать на этом бельмастом глазу пересадку роговицы. Терять Груше было уже нечего, а в случае удачи он мог получить целый зримый глазом мир! И ведь было же несколько удачных случаев у врачей, применявших эту операцию (Цирм, Эльшниг)!
С волнением брался В.П. Филатов за тот трепан Гиппеля, который был категорически осужден всеми окулистами. С неостывшим волнением рассказывал он об этом случае много лет спустя. Отголосок этого волнения ощущается и в последней его книге «Мои пути в науке» (1955), где он пишет:
«Первый же случай выполнения мною пересадки роговицы при помощи инструмента Гиппеля оказался полным драматизма. На единственном глазу больного (другой был слеп) во время операции был ранен хрусталик, и вслед за его удалением произошло выпадение стекловидного тела. Уложить трансплантат в отверстие было очень трудно. Правда, это мне удалось, и результат получился хороший, но сколько переживаний было и у больного и у меня».
Результат в самом деле получился хороший. Слепой Груша прозрел и сохранил зрение до самой смерти. А операция, сделанная Филатовым, оказалась счастьем не для одного только Груши, но и для всех слепых с бельмами, для всего человечества: этот случай снова пробудил у Филатова — а за ним и у других — угаснувший было интерес к пересадке роговицы.
В.П. Филатов ввел в операцию пересадки роговицы несколько новых моментов. Все они на первый взгляд просты, как колумбово яйцо. Кажется даже удивительным, почему они не были придуманы гораздо раньше, за два-три века до Филатова. Впрочем, столь же простыми кажутся многие гениальные открытия.
Прежде всего, В.П. Филатов предложил для операции новый трепан, придуманный им совместно с конструктором А.П. Марцинковским. Этот трепан сделал операцию неизмеримо более легкой, уже не требующей, как прежде, виртуозной техники. С этим трепаном пересадка роговицы стала доступна любому рядовому окулисту.