Сил оправдываться не было. И вдруг я услышала от Огонька:
– Как вы смеете так разговаривать с учителем? Во-первых, никого она не соблазняет: мне в январе исполнилось восемнадцать лет, во-вторых, о прошедшем инциденте в лесу всё давно выяснили. Вы прекрасно знаете, что Светлана Владимировна в тех событиях не виновата.
– Достаточно, товарищ адвокат, завтра мать в школу. Я ясно выразился?
– Так точно, – ответил мой защитник.
После того, как нас оставил директор, я попросила Шурика уйти, дабы собраться с мыслями.
– Не волнуйтесь, Светлана Владимировна, всё будет хорошо, – обнадёжил парень. Эту же фразу он повторит утром следующего дня перед началом уроков.
Я прекрасно понимала, что хорошо уже никогда не будет. Мне нравилась моя профессия, я любила детей, кажется, они мне отвечали тем же, вполне устраивал педагогический коллектив. Но было одно но. Здесь, вероятно, мне больше не работать. Не дадут. Постоянно бороться с ветряными мельницами в лице вышестоящих органов, доказывать, что стараюсь качественно работать и выполнять все требования, инструкции руководства, доказывать, что вправе иметь свое мнение – не для меня, это, похоже, бессмысленно.
Знала бы я, что пройдет немного времени, и тот же комсомол накроется медным тазом. А компартия будет долгое время ассоциироваться с демагогией, двурушничеством, коррупцией. Особенно её будут клеймить позором вчерашние партийные руководители, переквалифицировавшиеся вдруг в крутых бизнесменов. Это они, пользуясь ослаблением контроля над экономикой, превратят государственную собственность в акционерную. Прихватят, отожмут, что смогут. Но это будет позже.
Сегодня же я находилась, как мне казалось, в безнадёжном положении. Что делать? Писать заявление об уходе? Когда я посмеивалась над своими возможными выговорами, вероятностью оказаться за дверями школы, понимала, все равно не выгонят и не отпустят. Три года я обязана отработать, за это время из меня должны сделать настоящего учителя, если понадобится, будут воспитывать, учить и направлять. Оставался один крайний выход, чтобы уйти из этой школы и уехать из города – замужество. Фиктивное. Но с кем заключить договор? Из друзей у меня только Славка, Витька и Сашка. Первый скоро женится, Виктор не вариант – законопослушный гражданин, всегда правильный до занудства, несомненно, потребует: если брак, значит настоящий, без сносок. А я этого не хочу. Всегда Витьку видела только другом: и в одной песочнице, и за одной партой, и рядом на просмотре очередного фильма в кинотеатре «Спутник». Саня Широков – тоже одноклассник, когда-то в детстве я была в него влюблена, думаю, без ответа. Со временем чувства, которые остались без взаимности, прошли, и воспринимала я Широкова только как друга.
В отличие от Виктора Саня в школьные годы славился авантюрным характером, однако его очень изменило военное училище. При встречах со мной он был таким скромным, спокойным и романтичным.
Хорошо, как он сможет своим однополчанам объяснить мое отсутствие в гарнизоне, если, конечно, согласится на такой шаг? Я же в его Красноярск не поеду? «Ладно, об этом я подумаю завтра», – решила я, как Скарлетт О'Хара.
Так и не выстроив почти за сутки линию защиты, я пришла на работу. И снова дежавю: Аллочка на первом уроке, приглашение к Коневу. Как и ожидалось, в директорской светелке сидели Василий Иванович и мать Шурика Светлана Михайловна. Поздоровавшись, я стояла, как провинившаяся двоечница. Или, может, как стойкий оловянный солдатик?
– Мы решили вначале поговорить без Саши Огонька, – произнес директор.
– Что вы хотите от меня услышать? – спросила я.
– Какие у вас отношения с Александром? – продолжил Конев.
– Я занимаюсь с ним дополнительно русским языком и литературой.
– Только то? – с сомнением спросил самый главный учитель школы.
– Только. Это всё? – в тон ему ответила я.
– Что вы себе позволяете, Светлана Владимировна? – директор был не на шутку разозлён.
– Вы же знаете, что я не обманываю.
– Хорошо, как вы к нему относитесь? – конкретизировал вопрос Василий Иванович.
Какой глупый вопрос. Конев, наверное, хочет услышать от меня признание в любви к Шурику?
– Положительно. Я глубоко уважаю Огонька как ученика и как человека. – Моя свободолюбивая натура уже не выдерживала этот унизительный допрос. – Если это всё, я могу идти не урок?
Тут вступила в разговор Светлана Михайловна:
– Василий Иванович, дорогой, я же уже сказала, что у меня нет претензий к учительнице. Она много занимается с Шуриком. Сын лучше успевает по гуманитарным дисциплинам, если сравнивать с прошлым годом, чаще сидит за учебниками, это здорово. Я думаю, причин для беспокойства нет. Остальные вопросы мы решим с сыном самостоятельно. Наверное, Светлану Владимировну следует отпустить, тем более у нее урок.