Снова заскрипел под Яниной Максимовной стул – она снова, шевельнувшись в нетерпении, подчеркнула знающе, хотя никогда не делала того и мало что в этом смыслила:
– Какое! Ведь нужно, вижу по нашим хозяевам, постоянно все поливать, полоть и унавоживать; нужно столько ухаживать за хлипкими посадками, что себе дороже… – Смешно и глупо, наверное, но у нее, как у доброй половины, если не больше, замужних женщин, были постоянные недоразумения и несогласие с вольнодумным мужем, пекущемся только о себе, а она даже перед любым посторонним лицом, стараясь представить их, хотела остаться (и ей удавалось это) самой собой – рассудочно сдержанной, педантичной, ровно классная дама, готовой, если нужно защищать свои нравственные принципы и полную независимость, покой.
– Если же, например, ударят весенние заморозки (они часты), – надо и подсаживать заново, – сказал Антон. – Допустим, огурцы. Надо яблони окучивать и окуривать. Я видел, сколько мой отец возился до войны… Его дело колхозное теперь лишь один мой брат ведет на родине. Из семи нас, детей. Все разбежались – разъехались кто куда.
– Вы о младшем брате говорите, Антон? – оживилась теща.
– Да, – ответил зять.
– А ваша мама с ним живет?
– С ним. Нянчит двоих внуков.
– Славно… Она – старше меня?
– Да, с девятьсот первого.
– Интересно. – Она карие глаза прижмурила.
Дождавшись без строгости, Павел Игнатьевич особенно улыбнулся:
– Ну, слушайте дальше. После осмотра хозяйства мы посидели несколько за столом, и они угостили меня настоечкой.
– То-то вижу, что ты уже навеселе, какой-то не такой обычный. – Втайне Янина Максимовна уже обиделась на мужа – подобрала губы: – Что, не мог сдержаться – не принять?
– Да не ругайся ты, жена: раз в год по капле… – успокаивающе сказал Павел Игнатьевич. – Ты дослушай лучше, пока я весел… Так вот про каждую яблоньку он, Николай Николаевич, поведал мне трогательные истории, точно про живые какие существа, родные ему. Настолько, видимо, сроднился с ними. Помнит все: эту-то привез из-под Пскова, этот-то саженец за полцены выторговал в Луге, эту купил у соседа, а эту столько времени выхаживал все равно, что больную… Я поинтересовался, сколько ж им обходится все за год. Оказалось, пятьдесят рублей да плюс еще на сторожа, которого нанимают. Все решают сообща – постановляют всем кооперативом: колодец чистить, чтобы брать воду на полив, дорогу расчищать и тому подобное. Для этого каждому пайщику необходимо отработать десять часов в год; если не отработаешь, – платить кооперативу по десять рублей за час – такой установлен общий порядок. Понимаете? Значит, уходит в таком случае еще сто рублей. А сторож, понятно, почти не караулит, только значится. Раньше колодец (колонку) регулярно чистили, но теперь уже проводят новую оросительную систему. Так порассуждали мы обо всем. Я сказал им, кто ты у меня, Яна, – что принципиальная, воспитанная женщина, бывшая учительница…
– Ну и что они? – Она не утерпела – не могла не спросить. И точно крылья сразу распустила.
– … и что если я покупаю себе усадьбу, то покупаю больше для себя одного: она-то ни за что не будет копаться в огороде, пачкать ручки. Калачом не заманишь. Так что я за двоих тут должен думать. Она ведь не будет и не может психологически возиться со всевозможным домашним хозяйством. Да и здоровье у нее не лошадиное. Все мы в жизни намыкались, поизмотались… – Павел Игнатьевич, сделав паузу, поглядел на плескавшиеся привольно на окном свисавшие березовые веточки.
XII
– Да, да! Ну, и что же? – Стул скрипел, выдавая радостное нетерпение Янины Максимовны. Она елозила и порывалась вся куда-то. Воспряла духом.
– Значит, открываю им все свои карты, – говорил рассказчик снова по порядку. – Вчистую. Что скрывать? И вдруг Ксения Зиновьевна, слушая меня, говорит мне напрямик, всерьез: «Нет, Павел Игнатьевич, не приобретайте вы это трудное хозяйство; не впрягайте себя в ненужное ярмо – не отдохнете тогда ни утром, ни днем, ни вечером. Никак. Оно вам будет не по силам». Я возразил: «По вам не очень-то видно, чтобы вы вымотались крепко: очень свежо и здорово – тьфу, тьфу! – выглядите или не так?» Напрямую говорю, как любят люди. Она: «Да. Но и это здоровье такое… И то, что на воздухе день-деньской находишься»…
– Да тебе-то это нужно… как собаке пятая нога, – повторила Янина Максимовна свое любимое выражение.