Пока матрешка и медлила подать счет, поезд заметно сбавил скорость и притормозил — въехал на станцию Брянск, знаменитую в войну адом рельсовых атак партизан против немецких оккупантов. И нужно стало протискиваться вон из вагона сквозь толпу напористо полезших в ресторан путейцев в измазанных мазутом и маслом спецовках, сующих измятые рубли (за папиросы, за сигареты и за пиво) официанткам, которые покрикивали на них привычно.
После этой остановки в вагоне, пополнившимся новыми пассажирами, стало шумней. Плакал чей-то ребенок. А некий местный пассажир, толокшийся близ купе, говорливо рассказывал что-то всем. Он знал все и самолично испробовал многое. И выкладывал свои обыкновенные познания, но, очевидно, воодушевлявшие его на публике.
X
— Все-таки не понимаю, как можно мужчине быть таким болтливым — беспредельно! — неодобрительно проговорила Нина Федоровна, измученно сидевшая на диване. — Нет, все же мои дети непохожи, нет: они воспитаны, не бестолковы, обладают тактом.
— Какой же глупый, господи! — чертыхнулась и Люба, лежавшая с книжкой.
— Вот именно, доченька: глупый и трещит, а умный-то молчит. — Будто с огорчительностью подтвердила Нина Федоровна. — Но бывают в жизни случаи, когда ум не принимается в расчет; бывает, что и умный человек да несуразное, глупости делает. Стихийно, слепо. Словно неожиданная буря на природе. Слышите: он, кажется, и о ней рассказывает… Что, она пронеслась по этой местности недавно?
— Действительно: намедни, что ль, — подтвердил Антон. — Видно все на той стороне. Ураган пронесся полосой, снес крыши, повалил деревья, разбросал кирпичи…
И Нина Федоровна суетливо огляделась с недоумением.
— Там, в коридоре, и Коля, — Антон открыл купейную дверь. — Не волнуйтесь. Он разглядывает то, что наделал ураган.
— А-а! — лишь успокоительно издала она звук. И опять задумалась, сидя тихо, будто пытаясь осмыслить что-то из того, что она не понимала умом своим, но что не хотела, верно, разрешить самым что ни есть благожеланным образом. Затем, отдуваясь и выглянув из купе, недовольно проворчала: — Что ты, Колюшка, закрываешь окно! Оставь чуть-чуть! Ведь страшная жара…
— Я наоборот открыл, мама, — сказал сын.
— Ну, извини меня, сыноченьку.
Но тут же появилась бранчливая проводница и, распекая всех за пораскрытые окна, — ведь снова набьется пыль в вагон, и ей нужно будет подметать коридор, — вызывающе задернула оконные рамы. Что раздражило Нину Федоровну, сказавшую ей вслед:
— Это та категория злюк, которым говоришь: «Стрижено», а они в глаза тебе гнут: «Нет, брито»! Таким бы служакам только мундир с погонами дать и для них разбить все общество на начальников и подчиненных.
— Оно, вроде бы, и было так в начальные послевоенные годы, — подоспел тут как тут поближе к купе неустанный говорун, — когда присваивались наподобие военных звания почти везде — на железных дорогах, у геологов, у финансистов (и звучало-то еще как: «генерал — директор тяги», или «младший советник»), и вводилась особая форма со всеми знаками отличия. Это же откуда переняли — от Петра Первого, царя, который свой толковый табель о рангах издал на пользу…
— Хватит! Хватит Вам трещать! — остановила его, морщась, Нина Федоровна. — Как можно?! У меня голова раскалывается…
В этом дальнем рейсе утомительно-медленно текли свободные часы, хотя и при быстром все-таки безостановочном почти движении поезда. Кто чем занимался и с кем знакомился, сближался. Однако ничто, ничто не могло развлечь и каким-то образом заинтересовать Нину Федоровну. Казалось, она не то, что тяготилась теперь шумливого вагонного общения и сторонилась всего и всех, а целиком уж впала, что называется, в тихую сосредоточенность, свойственную, вероятно, ей.
Ввечеру поезд, прибыв в Харьков, зашел на третий или на четвертый станционный путь. Соседний же справа (с той стороны межпутного перрончика) только что занял встречный пассажирский, везущий отдохнувших пассажиров, и те, высыпав из душных вагонов, как горох из стручка, шоколадно загоревшие, в легких и пестрых костюмах, шустро зашныряли по заасфальтированному междупутью, от ларька к ларьку, — в поисках съестного. Оттого вмиг возникли продуктовые очереди. Из-за этого-то Нина Федоровна, вышедшая из вагона поразмяться, и немало расстроилась: она хотела купить без толчеи что-нибудь из еды для себя и Николая. И теперь было заспешила для того в новый вокзал, а также заодно для того, чтобы осмотреть вокзальные помещения.
Только Люба отговорила ее — здесь коварно устройство дверей: они автоматически закрываются за две минуты до отправления поезда. Так что для непосвященных есть опасность ни за что ни про что очутиться на вокзале все равно, что в ловушке непредвиденной. И Нина Федоровна, заопасавшись, повернула назад.