— Да, он. Ты захлопал глазами оторопело.
— Мы с ним на юрфаке вместе занимались в Университете. — Они засмеялись.
— Так Вы знаете, кем он стал в нашем Электрофизическом институте? — спросил ты с неким страхом, и они тусовались:
— Не имеем ни малейшего представления. И знать не хотим.
— Он стал секретарем парткома!
— Ну, за ним всегда водились такие способности, — сказал Махалов. — Ты передай ему — скажи, что Махалов, Ивашов, Толя Жарницкий и Кирсанов пока живы; словом, передай пока от нас привет, и этого будет достаточно для того, чтобы он навсегда отстал от тебя со всякими ненужными обязанностями. Ты запомнил наши фамилии?
— Толя, лучше запиши, — посоветовал я тебе тогда. И дал тебе бумагу, ручку. И снова продиктовал фамилии.
— Да, это я отлично помню еще. Мне это помогло.
— Насколько тесен мир! — сказал Николай Иванович. — Бывает, что встречаешь человека почти с того света. Какой-то перевернутый мир — и не веришь тому.
— Вы послушайте, — как-то встрепенулся весь Антон. — Я хочу вам рассказать о сегодняшней истории, приключившейся со мной. Это не могу расценить как-то однозначно, определенно.
Ездил я сегодня на «Пушкинскую» (станция метро) за набранными текстами, встречался с милой девушкой.
— Еще много Вам писать-дописывать? — справился Николай Иванович. — Жена сказала, что уже печатала Вам чистый третий том.
— Все: кончаю, хватит плутать и путать всех. И вот продолжу: там, на переходе, ведущему к поезду моему, что идет в моем направлении, стоит через силу точно беременная девушка, она просит подаяние. Бросил взгляд на нее на ходу — вернулся на пару шагов, достал сотню из кармана, отдал ей. До сих пор не ношу кошельков. Ну, доехал затем до «Гражданского проспекта» (станция метро). Сразу перешел на проспект Просвещения, зашел в шатер-магазин.
— Здравствуйте! — говорю с ходу уже знакомой молодой продавщице. — Мне вот этого или этого, — показываю, — творога, какой из них лучше, — грамм четыреста.
И вдруг справа от меня возникла молоденькая девица и почти одновременно со мной сует продавщице сотенную и быстро говорит ей:
— Вот я добавляю это — взвесьте дедушке побольше.
Хотел я заартачиться, ответить ей: да какой я дедушка! Еще чуть ли не летаю… Оглянулся — а ее уже и след простыл. Мигом она растворилась. Как видение какое.
— Ну, надо же — какие девушки-молодцы! — Только и сказала продавщица. — А Вас давно не было.
— Да-да.
Для меня и мой роман, недописанный еще, как-то сразу потускнел.
— Да это чистая фантасмагория! — определил Анатолий Павлович. — Вроде б вещий сон. Пробуждение.
— Позволь, шурин, я и не спал никогда. Мне не от чего пробуждаться.
— Ну, тогда это дополнение к твоему роману, целая страничка.
— Мне снятся периодически какие-то заросли, я шастаю по ним, примеряюсь и выбираю, что лучше; там-то, впрочем, встречаюсь и разговариваю с друзьями, давно почившими, — самым нормальным образом. А однажды покойная мать с дивой ко мне спешила — по длинной межэтажной лестнице — в каком-то запущенном строении. Здесь были люди, как в спектакле на сцене. И я, не обращая на них никакого внимания, прокричал ей:
— Нет, нет, мама, не подходи; уходи, пожалуйста! — помнил, что встреча с покойной — скверный знак для живущего.
Мать с дивой послушались, развернулись и ушли. После этого она перестала мне сниться совсем. Видно, обиделась.
— О, занятно очень, — сказал Анатолий, — игра мозга.
— А на днях, — продолжал Антон, — свои пейзажи публике представлял. Так одна активная старушка в упор спросила у меня: «Антон Васильевич, Вы узнаете меня?» Я стыдливо признался ей: «Нет, никак, извините». «Я — Оля, — назвалась она, — работала в Вашем отделе техредом. И потом всем говорила, какой хороший у меня был мой первый начальник». И было немудрено-таки не узнать ее: ведь прошло с тех пор — после шестьдесят первого — пятьдесят четыре года!
— Как раз мой возраст! — вставил Николай Иванович. — Кажущаяся целая вечность.
— Также предвижу и новые какие-то встречи. Ведь мы столько рядом друг с другом ходим.
— Вот и я говорю: насколько же тесен мир! Мы качаемся на волнах. И есть несовместимости многих умов.
Антон считал, однако, идеальной совместимость человеческого организма и природы, словно кто-то загодя приготовил для жизни планету Земля, вращающейся в системной разумности Вселенной; она, верно, несет живые нервные клетки, и человеческий мозг тоже способен улавливать посланный ему сигнал — подсказку; так что человек, одаренный слухом и настроем, может услышать и понять его посыл. Значит, способен найти эту тонкую духовную связь с иномиром, быть его союзником — истолкователем по существу. Иного и не может быть по разумению.