— Что такое верховка?
— Чуточку золотистого цвета (как плотва). И чуть глаза скошены…
— Не как красноперка?
— Нет.
— Может, голавль?
— Нет.
— Типа уклейки?
— Да, да! Местное название. Идет на стрекозу.
— Один раз я наловил стрекоз. Смотрю: все без голов — съедены они…
— На красноперку однажды ловили. Вот удовольствие! На подлещика хлеба намнешь. Она сильная. Шарахнет — и в камыши. С полкило будет.
— Да, смотрю: а это большая зелено-синяя стрекоза их полопала, зараза… Тоже хищник, оказывается. А такая красивая…
Вскоре опять спустился туман, солнце скрылось. Вороны шныряли возле огородов и в них. Пел петух. Комары подзвинькивали.
О, как ярко в середине того века писал ему, Кашину (и о тумане) ржевский живописец и рыболов Павел Васильевич Пчелкин, его учитель. И сколь же фантастично представали воочию перед его глазами Исаакиевский собор и дворцы на Неве.
Шедеврам нет повтора. Как и жизни нашей.
Да, здесь зримое волшебство природы вновь торопило Антона к тому, чтобы живописничать, наблюдать, записывать и зарисовывать ее впрок — для души, ее успокоения и для людей, сподвигнутых и воспринимающих такую природную красоту.
Он тут же раскрыл коробку голубую с новенькой масляной пастелью — 60 цветных мелков; ему Даша привезла ее из Америки, где только что побывала в гостях у подруги. Только этот — что товар, что кофточка, купленная там же для матери Любы — были произведены в Китае — пример мировой глобализации.
У Антона пейзажная живопись безусловно была на первом плане, любителям она нравилась своей насыщенностью цвета, естественностью мазков; он теперь периодично выставлял свои пейзажи в Домах культуры, в клубах, в библиотеках, в школах. А прежде всего — до развала государственных издательств — неуемно пополнял здешние зарисовки животных, птиц, насекомых, овощей и фруктов и растений (как всегда и везде) для иллюстрирования детских книжек, книг и брошюр по сельскому хозяйству, по лекарственным растениям и другим.
Без такой натуры ничего путного не вытащить из головы.
И Антон хотел, чтобы попозировал красавец Мухтар.
Да тут хозяйским шагом вышла за порог, открыв двери сеней, сестра Таня, потолстевшая с возрастом, одетая в рабочую одежду; она, уже семидесятисемилетняя прабабушка, по-прежнему была неусидчива, деятельна. Позвала командирски:
— Антон, идем до завтрака чай пить! — Сгребла в сенях и выволокла для качелей подушки и кинула их на сиденье. — Пойдем! Я, конечно же, кофеечку выпью, чтобы не качало меня из-за низкого давления…
Ей бывало тяжко ездить в метро: она сразу задыхалась в нем и нередко падала там в обморок; притом иной раз она и успевала предупредить — попросить идущих рядом пассажиров: «поддержите меня — сейчас я упаду»…
Все братья и сестры Кашины страдали болезнью сердца. Вследствие ее и их дед скончался преждевременно. Таня, закончив институт, работала инженер-конструктором. А с годами, выйдя на пенсию, неожиданно почувствовала, что ее конек, ее призвание — земледелие, возня на огороде с фруктами, ягодами, овощами — их выращивание по научному, по навыкам; она много узнала, испытала и научилась так обрабатывать почву без грамма химии, что все у нее получалось по задуманному. У нее вызревал в теплицах даже виноград, и все имело свой настоящий природный запах: клубника, морковь, картофель, хрустящая капуста; ягоды с кустов, яблоки были отборные — собирать ей уже стало невмоготу; просила желающих что-то из этого взять — приезжайте — и сами собирайте. Да это же факт, что когда ни у кого из дачников не вызревали огурцы и томаты, то они (то киношный режиссер, то отставник какой) прибегали с просьбой именно к ней: «Танечка, дай огурчик, помидорчик — выручай; гости у меня, а нечем закусить».
И она еще разводила такое половодье разнообразных цветов на участке…
Сын Утехиных — Илья, крепко и красиво сложенный физически мужчина, выйдя из спальни, завозился в сенях с какими-то трубочками или снастью; он с женой Машей, очень приветливой, и малышом Ильей еще проводили лето тут же, на даче.
— Сынок, водички бы надо привезти, — попросила мать. — А то ребята прикатить могут, раз звонили, обещали…
— Сейчас, как наш воин проснется, вот с ним и Мухтаром махнем за водой. — Спокойно он продолжал что-то мастерить с инструментами.
XXI
Треть века назад Утехины отдыхали здесь. И сынок Илья, поэт в душе, влюбился в эти сказочные места, настоял на покупке нынешней избы. И вот с той поры они ежелетне обустраивались: укрепили фундамент большого дома, разобрали ненужный им двор, оставив только сени, перекрыли крышей заново, от печей избавились, переконструировали кухню, определив в нее колонку газовую, от той же трубы провели по стенкам, чтобы обогревать жилье, когда сыро, холодно. И выстроили баню настоящую. Сюда-то уж внучок Сергей, Надин сын, с друзьями наезжал и зимой — испытать блаженство так попариться в ней…