С облегчением вздохнул — стекло было целым. Только каким-то странным… В одном месте оно будто вздулось. Вы видели, как вскипает смола? Да, вот примерно так. Только в застывшем варианте. Пузырящаяся поверхность как бы стекала вниз, искажая отражение. Это было очень забавно. Я осторожно провёл пальцами по стеклу, снимая слой пыли. И почувствовал как по нарисованным на моей руке веточкам побежали мурашки.
Теперь эти мурашки всегда просыпаются, когда я нервничаю. Усмирить их могут только таблетки… Я снова тру зудящую кожу.
Часами я просиживал на чердаке, спускаясь только когда мама возвращалась с работы. В тот год я не ходил в школу… Без Тони чувствовал себя очень одиноким, все время искал его в толпе ребят… Не мог сосредоточиться на том, что говорил учитель. Мама возила меня к врачам — их счета нас чуть не разорили… Я знал, что мне нужно взять себя в руки, но ничего не выходило.
А однажды пришел Тони. Я сидел перед зеркалом. На дворе еще было светло, но чердак уже потонул в сумраке. А в зеркале наступила настоящая ночь. Я неохотно поднялся и включил свет.
— Привет братец! — знакомый голос заставил меня резко обернуться.
Там, в глубине мутной поверхности стоял Тони! Мы радостно бросились друг к другу. Холодное стекло…
— Тони! Выходи немедленно!
— Не могу, брат. Похоже, меня заперли.
— Кто?!
— Не знаю… Я так скучал.
— Я тоже!
Мы водили ладонями по стеклу — где-то должна быть дыра! Где-то обязательно должна быть дыра!
— Может просто разбить его? — я поискал глазами что-нибудь тяжелое.
— Не думаю, что это хорошая идея.
— Наверное ты прав. — Тони редко ошибался, поэтому стоило прислушаться к брату. Мы обязательно что-нибудь придумаем.
— Мы что-нибудь придумаем, — словно читая мои мысли, сказал Тони. — Мы нашли друг друга, и это плавное! Правда?
Я радостно улыбнулся и закивал. Я был самым счастливым человеком на свете в тот миг!
— Давай пока просто поболтаем. Расскажи, что происходит. Про маму, и про школу… И как твои успехи с Роуз? — брат заговорщицки подмигнул.
Я растерялся. Я был так занят поисками Тони, что давно перестал интересоваться жизнью во круг. Даже Роуз…
— Ты не прав, брат, — ответил на мое признание Тони. — В жизни так много интересного, а ты это упускаешь.
— Я не хочу ничего без тебя! — меня переполняли отчаяние и злоба. Я снова страстно захотел разбить это проклятое зеркало и вытащить оттуда Тони.
— Ты должен жить за двоих, понимаешь? — Тони очень серьезно на меня смотрел. Когда-нибудь я отсюда выберусь. Мы снова будем вместе. Но пока этого не произошло, ты должен заботиться о себе сам. И о нашей маме. За себя и за меня. И не огорчать ее. Когда я выберусь, — он стукнул кулаком по раме, — я хочу видеть маму здоровой и веселой. Ты должен заботиться о ней. Ты должен учиться. Мы же мечтали вместе поступить в колледж. Помнишь?
— Да…
— И как ты собираешься туда поступать, если бросил школу?
Мне стало стыдно. Тони прав. Тони всегда прав!
— Тони… Прости! Я так скучал по тебе… Так хотел отыскать… Я все исправлю!
— Я в тебя верю, брат! Мы снова вместе. Займись своей жизнью, а я всегда буду ждать тебя здесь.
— Прямо сейчас?
— Прямо сейчас! — Тони кивнул и улыбнулся. — И поцелуй от меня маму.
— Обязательно! — я расплылся в ответной улыбке, помахал рукой и погасил свет.
Жизнь постепенно возвращалась в нормальное русло.
Три года я усердно учился, помогал маме и даже подрабатывал в местном кафе уборщиком. Робкие отношения с Роуз переросли в первую юношескую влюбленность. Дни были загружены, но я всегда улучал минутку, чтоб поболтать с Тони, похвастаться своими успехами, обсудить проблемы… Конечно, общение сквозь стекло не могло по-настоящему заменить мне брата. Но это лучше, чем ничего.
Мы договорились, что я никому не расскажу о наших встречах. Тони считал, что так безопаснее для меня же. И он был прав! Вы бы тоже решили, что парень слетел с катушек, если бы кто-то рассказал вам, что его брат-близнец живет в зеркале.
Я едва не прокололся на мамин день рождения. Вручая подарок, ляпнул, что это от нас с Тони. Лицо мамы побелело, губы задрожали, а в глазах была такая растерянность и беспомощность…
— Я пошутил, мамочка! Прости… — я ненавидел себя за глупость и представлял разгневанное лицо Тони.
Праздник вышел омраченным, а в последующие недели я не раз ловил на себе тревожные взгляды матери. И она снова начала готовить мне смородиновый морс. Вкусный, но чуть горьковатый.