Для Мартина — возможно, потому, что он не имел в картине финансового интереса, а еще потому, что мог сосредоточиться на одной мелочи, тогда как режиссеру приходилось контролировать пятьдесят, — решение проблемы было очевидно. «Не спорь с ним. Он просто упрямится, как у них принято. Хочешь звездного исполнения — тогда освещай его как звезду, а не как характерного актера».
Питер Аксельрод обдумывал его совет секунд пять. «Ах, сукин сын, — сказал он. — Дэвид с ним в сговоре, так, что ли? — Дэвид, которого Мартин хорошо знал, был главным оператором фильма. — Сейчас же вышибу этого засранца под зад коленом и найму тебя».
Естественно, Мартин отказался. На следующей неделе он начинал работу в другой группе, да и вообще слова Аксельрода были скорее символическим признанием его заслуги, чем реальным предложением. «Ты только что спас этот фильм, — сказал он Мартину, выйдя с ним обратно на площадку. — А заодно и меня».
Они обменялись рукопожатием, затем Аксельрод вспомнил.
— Я очень пожалел, когда узнал о Кларе. Наверное, это было ужасно.
— Да уж, — признал Мартин. — Под конец она весила килограммов тридцать пять.
Они помолчали, оглядывая площадку.
— Кино, кино, — сказал Аксельрод, покачивая головой. — Интересно, что бы с нами стало, если бы мы решили жить настоящей жизнью и делать настоящие карьеры.
— Ты же любишь кино, — заметил Мартин.
— Да, — согласился Аксельрод. — Люблю, да простит меня бог.
— Значит, технический, — повторил теперь Роберт Тревор, этот житель другого побережья, с которым он вдруг сказочным образом очутился лицом к лицу. Художник уже выпил половину бутылки, тогда как Мартин, никогда не питавший большой любви к пиву, едва притронулся к своему. — Что ж, я бы на вашем месте не переживал. В конце концов, может быть, все искусство к тому и сводится. Профессиональная техника с маленькой добавкой стиля.
— Я пришел не за тем, чтобы обсуждать искусство, Роберт.
— Ну да, конечно, — согласился художник, снова пробежав пальцами по волосам. — Джойс сообщила мне, что отправила вам ту картину. Если б я знал заранее, попытался бы ее отговорить.
— Почему?
— Потому что Клара бы этого не захотела. Странно, как подумаешь, что они сестры. Джойс только бы мстить. А Клара всегда стремилась прощать.
Он сказал правду. Мартин видел старые фотографии, на которых девочек еще трудно было отличить друг от дружки. Но в Кларе-подростке уже проглядывала та здоровая, полнокровная, цветущая женщина, которой ей предстояло сделаться, в то время как Джойс, бледная и худая, смотрела на мир хмурым обиженным взором. Вчера, когда Мартин снова встретился с Джойс, ему стало ясно, что все ее бесчисленные обиды так и остались неудовлетворенными.
— Итак, Роберт. Как долго вы с моей женой были любовниками?
Художник замешкался, словно прикидывая, как ответить на этот вопрос и стоит ли вообще отвечать.
— Зачем вам это знать, Мартин? Что это для вас изменит?
— Как долго?
После небольшой паузы он сказал:
— Она приезжала ко мне каждое лето — всего, думаю, раз двадцать.
Правильно, подумал Мартин. Значит, самое худшее. Странно, что он не помнил, обманывала ли его Клара когда-нибудь в явной форме или просто позволяла ему обманываться самому. Он не возражал, чтобы она каждое лето навещала сестру. То, что она никогда не приглашала его с собой к этой сестре, которую он терпеть не мог, казалось ему сознательной уступкой, заслуживающей только благодарности.
— В один год — месяц. В другой — полтора. Я рисовал ее каждую свободную минуту, а потом продолжал, когда она уезжала.
Да. Худшее. Конечно, это было одной из вещей, которые он хотел выяснить.
— Сколько их всего?
— Картин? — уточнил Роберт. — Законченных, маслом — с дюжину. Акварелей больше. Сотни набросков. Та, что Джойс вам отправила, пожалуй, лучшая. Я бы на вашем месте ее сохранил.
— Где они? — спросил он, кивая на мастерскую. — Здесь?
— На моей ферме в Индиане.
— Вы их никому не продавали?
— Я их никому не показывал.
— Почему?
— При жизни она бы этого не позволила. Ту, что у вас, Джойс держала в гостевой комнате, где Клара останавливалась, когда ее навещала. Клара взяла с нее обещание никому не показывать.
— Она уже несколько лет как умерла.
— Опять же, и ваши чувства следовало учитывать.