— Очень приятно… Скажи, а ты не видел Игоря? С русыми волосами, короткой стрижкой, и глаза очень добрые. В голубых джинсах и кожаной куртке. "Р" немного картаво выговаривает.
Подумав, мальчик сказал:
— Я не знаю, как его зовут… Но я его видел, когда шёл из школы. Он мне сказал, чтобы я слушался маму и хорошо учился.
— А больше он ничего не говорил? — спросила Татьяна, чувствуя, что сердце в груди забухало, как молот. — Сколько раз ты его видел?
— Только один, позавчера. Я подрался с Колькой, а он нас разнял. Нам сразу драться расхотелось. Мы потом помирились.
— А сюда он никогда не приходил?
— Кто? А, этот Игорь? Не. Я говорю, позавчера его видел возле дома.
— И больше никогда?
— Не-а.
— Ладно… Большое тебе спасибо.
Озадаченная ещё больше прежнего, Татьяна спустилась. В одном она убедилась: она не сошла с ума и Игорь не привидение, раз его кроме неё видел ещё этот мальчик Миша. Чудеса какие-то!
Подойдя к своему дому, она увидела на скамейке возле крыльца чью-то ссутулившуюся фигуру и огонёк сигареты. Татьяна собиралась просто пройти мимо: на скамейке часто кто-нибудь сидел. Она уже поднялась на крыльцо, когда её позвал Женин голос:
— Тань…
Она обернулась. Это действительно был Женя, и он уже не сидел на скамейке, а поднялся на ноги.
— Привет, — сказал он. — Твой папа сказал, что тебя ещё нет, и вот — я ждал…
— Что тебе? — спросила она.
Он опустил глаза.
— Тань… Я даже не знаю, как объяснить. Дело в том, что я с отчимом поссорился. Сильно. Он меня из дома выставил. Я уже второй день на улице болтаюсь… В общем, податься мне некуда.
— А ты не пробовал обратиться к Вике? — усмехнулась Татьяна.
— Пробовал. — Женя зябко поёжился, повёл плечами. — Сказала, что ей негде меня положить. Она же с родителями живёт.
— А к ребятам не обращался?
Он вздохнул.
— Да… Извинялись, извинялись… В общем, все двери перед моим носом позакрывали. У всех нет места, всем неудобно. Но я-то знаю, что у них есть место! Что за люди…
Две трети ребят с их курса учились платно. У их родителей были деньги. Они жили в хороших квартирах, и их холодильники были полны. Татьяна, блестяще пройдя по конкурсу, училась бесплатно, но жила в старой "хрущёвке", и лампочка в их с отцом холодильнике, зажигаясь при открытии дверцы, освещала сейчас почти пустые полки.
— И чего ты хочешь от меня? — глухо спросила Татьяна.
— Ну… Наверно, зря я пришёл.
Женя поднял воротник куртки и повернулся, чтобы уйти, но Татьяна окликнула:
— Подожди. Ты хочешь, чтобы я пустила тебя?
Он улыбнулся, и Татьяну поразила эта улыбка. Она никогда не видела Женю таким растерянным и несчастным, не знающим, что делать и куда идти. Он униженно стоял перед ней, наступив на горло своей гордости, на брюхе приполз к её порогу — он, этот гордый молодой лев, превратившийся в брошенного котёнка. Один миг она торжествовала над ним — но только один-единственный миг, потому что в следующий она ужаснулась сама себе. Она почувствовала на себе строгий и печальный взгляд бездонных глаз Игоря, перед которым её сердце лежало в груди, как открытая книга.
Вознесшись до головокружительных высот в своём торжестве над Женей — "Всё-таки ты ко мне пришёл, а не к ней!" — она с этих высот упала вниз камнем в ту же самую грязь, в которой лежал перед ней Женя. Ей вдруг открылось — так внезапная вспышка молнии освещает темноту — что она из этой грязи и не поднималась, что она ничем не лучше Жени, не выше и не чище. Она вспомнила, как кричала на отца, когда он приходил пьяный, как толкала его, а он всё смиренно сносил — с тоской в мутных от водки глазах. Сама она это поняла, или ей кто-то всё это подсказал, — Татьяна не знала, да и слишком мало было у неё времени, чтобы успеть разобраться. Слишком потрясло её это открытие, и её торжество сменилось стыдом и горечью над самой собою.
Она спустилась с крыльца и подошла к Жене, глядя ему в глаза снизу вверх.
— Я могу пустить тебя, — сказала она. — Только места у меня не очень много, ты сам знаешь. Диванчик в папиной комнате тебя устроит?
— Да мне бы хоть какой-нибудь угол, — шмыгнул носом Женя.
— Пошли.
Она пошла вперёд, Женя последовал за ней. Татьяна молчала, и он тоже не говорил ни слова: пришибленный и виноватый, он не смел поднять на неё глаз, да и Татьяна тоже избегала смотреть на него, как будто сама в чём-то провинилась. В прихожей она деловито скомандовала:
— Разувайся на коврике, я пол помыла.
Он повиновался беспрекословно. Разувшись и повесив куртку, он ждал дальнейших распоряжений.
— Когда ты в последний раз ел? — спросила она.
Он смутился.
— Вчера днём.
— Пошли на кухню.
Там Татьяна заглянула в холодильник.
— Будешь яичницу с колбасой? — спросила она.
Он кивнул. Татьяна нарезала остатки колбасы, разбила последние четыре яйца, и через десять минут Женя за обе щеки уплетал яичницу, а потом обжигался чаем и откусывал большие куски хлеба с маслом. Из комнаты пришёл отец.
— Привет, Евгений, — сказал он.
Женя обернулся и поспешно поздоровался:
— Здравствуйте.
Татьяна сразу всё объяснила отцу. Она сказала, что Женя побудет здесь, и дала понять, что это обсуждению не подлежит. Отец ничего не сказал и пожал плечами, а потом вздохнул. Он только спросил:
— Ты в магазин ходила? У нас в холодильнике шаром покати. Кстати, деньги у тебя есть?
Это был более чем открытый намёк на то, что в их нынешнем положении лишние рты им приобретать нежелательно.
— Я получила за репетиторство, — сдержанно ответила Татьяна. — Сейчас я схожу в магазин.
Когда отец ушёл с кухни, Женя спросил:
— У вас материальные трудности?
Татьяна бодро сказала:
— Ничего, всё нормально. Это папа так, для порядка ворчит.
Помолчав, Женя признался:
— Я без копейки в кармане ушёл.
Татьяна ничего не ответила. Она думала. Требовалось ещё денег, причём немедленно. Где их взять? Сосредоточенно думая, Татьяна теребила серёжку. Она расстегнулась и осталась у неё в руке — золотая спираль с маленьким изумрудом в центре. Это был подарок бабушки на совершеннолетие, и Татьяна очень любила их и дорожила ими. Они были старинными — фамильными, их бабушка получила от своей матери.
— Пойдёшь завтра на занятия? — спросила Татьяна Женю.