Тело рухнувшего Стража окутала воронья стая. Птицы вырывали из него клочья чёрного клубящегося тумана.
Я наполнил цепь истинным Светом — всем, что оставался во мне. Четверо Воинов рубили рухнувшего Стража саблями. Одна за другой в него вонзались стрелы.
— Я помогу! — рядом со мной оказалась Света.
Вытянула руку вперёд, в тело Стража вонзился ослепительный луч.
— Пошла прочь! — рявкнул на Свету я.
— Почему? Я ведь помогаю!
Как именно это произошло, не понял никто из нас. Только что перед нами лежало поверженное тело Стража — и вдруг я увидел, что цепь удерживает пустоту.
Страж снова уменьшился. Теперь он был едва ли моего роста. И то, что от него осталось, метнулось к Свете.
Страж подкатился ей под ноги, почти уронив аватарку. Почти — потому что упасть он ей не дал. Подхватил, закинул себе на спину и гигантскими прыжками на четырёх конечностях помчался к проруби.
Моей цепи не хватило какой-то доли секунды. Страж со Светой на спине в несколько мгновений оказался рядом с прорубью. Нырнул.
На край проруби упала цепь — обхватившая пустоту.
Глава 12
Мы, всемером, стояли над полыньёй. Поначалу — ещё на что-то надеясь. Вдруг Страж вынырнет снова? Выныривал ведь уже.
Но время шло, полынью начал затягивать лёд. На воду сел Джонатан. Опустил голову — так, что над поверхностью остался торчать только хвост. А через минуту вынырнул с рыбиной в клюве. Подбросил её вверх. Заглотил.
Н-да. Дальше ждать, видимо, не имеет смысла.
— Это её вина, ваше сиятельство, — сказал Платон. — Если бы она вела себя осмотрительнее…
— Надрать ей уши прямо сейчас не могу, — проворчал я. — Уж извини.
— Костя! — к нам спешил Риито.
Схожесть с девочкой он утратил окончательно: платок сбился, обнажив чёрную кудрявую голову, на полушубке не хватало пуговиц, рукавицы где-то потерял.
За Риито, почти не отставая, топал Витман в сопровождении канцеляристов.
— Риито понял, что Тьмы больше нет. Вы его поймали? — Риито с надеждой смотрел на меня.
— Увы. Это он поймал.
— О чём вы, капитан? — вслед за Риито подбежал запыхавшийся Витман.
— В наш мир прорвался Страж. Похитил аватар Света.
Витман нахмурился.
— Но я не вижу тут зеркал, — он огляделся по сторонам. — Если мне не изменяет память, вы говорили, что Страж способен оказаться здесь только посредством зеркала?
— Вот в том и дело, что мы тоже не видели тут никаких зеркал, — проворчал я. — До определенного момента, — и махнул рукой в сторону ледяного лабиринта.
Соображал Витман быстро.
— Неужели лёд?
— Именно.
— Н-да…
— Света? — растерянно повторил Риито. Как и Витман, огляделся по сторонам. — Света — нет?
— Её утащил Страж, — сказала Полли. К Риито она, как ни странно, прониклась симпатией с первой минуты знакомства, вот уж от кого не ожидал. — Света повела себя очень глупо. Если бы слушала, что говорит Костя, ничего бы не было. Но ты не переживай! Мы её обязательно найдём.
— Света, — грустно сказал Риито. Вытащил из-за пазухи двух петушков на палочке, красного и зелёного. — Вот. Для Света…
— Бедняжка, — всхлипнула Полли.
Обняла Риито и прижала его голову к своему великолепному бюсту. Модная шубка госпожи Нарышкиной её достоинства отнюдь не скрывала. Скорее, подчеркивала. И Риито это определённо заметил.
Гхм. Надо бы напомнить Полли, что пацану четырнадцать лет, а не четыре.
— Где ты это взял? — ткнув пальцем в петушков, строго спросил у Риито Платон.
— В бастион. Торговец — страх, убежал. Птичка осталась.
— Ваше сиятельство, — Платон, взглянув на меня, укоризненно покачал головой. — Мне кажется, вам стоило бы уделять воспитанию этого юноши больше внимания.
— Я положил деньги! — оторвавшись от Полли, поспешил оправдаться Риито. — У Риито есть деньги! Надя давал. — Он вытащил из кармана и показал Платону пригоршню мелочи.
— Государю императору — ура! — рявкнул на Платона Джонатан. Сел на плечо к Риито.
— Юношу, как видите, есть кому воспитывать, — усмехнулся я. — Ладно. Идёмте. Здесь больше делать нечего.
После исчезновения Светы прошло около двух недель. Сколько именно дней, я не смог бы сказать. Все они слились в единую монотонную ленту.
Подъём. Учеба. Тренировка. Сон. Подъем. Учёба…
В воскресенье я, как обещал, отвёз Риито в тир. Стрелял он на удивление неплохо — видимо, Крюссен и правда успел обучить пацана. В ярмарочной толпе на негритенка пялились, как на невиданное чудо (справедливости ради, именно им он и являлся), но большего не позволял себе никто.
«Это князь Барятинский, — шелестело у меня за спиной. — Он, он! Я его сразу узнал».
Повсеместным узнаваниям удивляться не приходилось. То, что случилось на льду у Петропавловки, снова вынесло мою нескромную персону на первые полосы газет. От желающих взять у меня интервью отбоя не было. Калиновский как-то проговорился, что подступы к академии пришлось усилить магией — дабы пройдохи-журналисты не лезли изо всех щелей.
А в особняке Барятинских роль моего пресс-секретаря взял на себя дед. И получилось у него, надо сказать, превосходно.
«Мой внук не даёт интервью, — прочитал я в одной из газет. — Костя совершенно чужд тщеславию! Кроме того, у него попросту нет на это времени. Помимо того, что Костя учится на втором курсе Императорской академии, он служит в Тайной канцелярии в чине капитана. Ему известно слишком многое — для того, чтобы позволять себе праздную болтовню. Даже я, его дед, не в курсе дальнейших планов Кости».
Между строк читалось: ерунда, конечно. Разумеется, я в курсе… Но вам не скажу, ха-ха-ха!
Украшали газетные статьи мои фотографии. На одной из них меня ухитрились поймать в объектив вместе с Джонатаном. На другой — с Риито. О котором дед во всеуслышание объявил следующее:
«Костя привёз этого чернокожего мальчика из Парижа. Спас его от участия в нелепом, постыдном фарсе — человеческом зоопарке. Который — позор, позор! — организовали люди, мнящие себя цивилизованными! Отныне Риито — воспитанник рода Барятинских. Барятинские — как это, надеюсь, всем известно, — лишены предрассудков. Это касается разницы и в сословиях, и в направлении магии, и уж тем более таких мелочей, как расовая принадлежность. Если Риито в ближайшее время не выразит желания вернуться на родину, я буду подавать прошение на имя государя о присвоении ему российского гражданства».
В общем, дед — молодец. Лихо переобулся. О том, как отчитывал меня за Кристину и прятал Надю от Вовы уже, кажется, думать забыл. Причём совершенно искренне. Да ещё ухитрился вывернуть всё так, что вместо косых взглядов со стороны поборников чистоты дворянской крови род Барятинских получил восхищение.
А к тому, что меня узнавали на улицах, мне давно было не привыкать. Под ноги не бросались, держались на почтительном расстоянии — и то ладно. В тир мы с Риито сходили с удовольствием. А вечером я вернулся в академию, и снова потянулись серые будни.
Воины Света после Петропавловки снова вернулись каждый к своему объекту. Компании Бориса и близняшек я избегал, мне было не о чем с ними говорить. Вечерами, чтобы Борис не притопал в мою комнату сам, поднимался на чердак. На решётку поставил магическую защиту Тайной канцелярии. Если Борис и приходил сюда, защита ясно давала понять: я не хочу, чтобы меня беспокоили.
На чердаке всё осталось так, как было, когда я увёл отсюда Свету. Аккуратно застеленная кровать, книжка, забытая в кресле-качалке. Я, приходя, садился на пол — делал так и раньше.
Глупое, дурацкое суеверие. Но мне отчего-то казалось, что если позволю себе изменить тут хоть что-то, шансов найти Свету не останется вовсе.
Каждую ночь я пытался пробиться к ней.
Вставал у зеркала и напряженно, до боли в глазах всматривался в него. Хотя и догадывался, что смотрю напрасно. Джонатан, который в прошлый раз так настойчиво тащил меня к зеркалу, теперь сверкал глазами из своего угла грустно и молчаливо.