Витман закашлялся.
А император улыбнулся:
— Победили?
— Не успел. Расстреляли. Но восстание поднял. До сих пор интересно, чем там у них дело закончилось.
— Дело, как вы изволили выразиться, вероятнее всего закончилось тем, что вы вывели мир из стазиса, в коем он пребывал. Вы явились в момент кризиса, тогда, когда были нужны более всего. И качнули маятник в нужную сторону. Сдвинули мир с пути, ведущего его в Бездну.
— Хотелось бы верить…
— Вам ничто не мешает убедиться в этом лично.
— То есть? — изумился я. — О чём вы?
— Я, увы, не так уж силён в толковании древних легенд. Но если правильно понимаю, то в определённый момент своего многовекового существования Бродяга обретает некую материальную привязку. Нечто, помогающее ему перемещаться между мирами. И с этого момента он уже не утрачивает своего опыта с каждым новым перерождением. Помнит всё, что с ним было прежде. То есть, грубо говоря, для того, чтобы возродиться в новом мире, Бродяге не нужно умирать.
— Материальную привязку? — пробормотал я.
— Именно. И, насколько понимаю, она у вас есть. — Император посмотрел на мою руку, обмотанную цепью.
К материальной цепи я успел привыкнуть, как привыкают к наручным часам. Настолько, что уже и позабыл о ней. Цепь была скрыта под рукавом, но император смотрел так, будто видел сквозь рукав.
— Ваше личное оружие обрело материальную плоть. Прежде я этого не замечал.
— Прежде этого и не было, — пробормотал я.
Потянул рукав вверх. Из-под него показалась цепь. Витман уставился на неё с неподдельным интересом.
— Могу узнать, как вы раздобыли цепь?
— Да никак, — буркнул я. — Случайно нашёл в… одном подвале. Среди старых вещей.
— Да, — кивнул император. — Примерно так это и должно было произойти. Когда-нибудь этот артефакт пришёл бы к вам сам… Вы спасли наш мир, Капитан Чейн. А мир дал взамен то, в чём вы более всего нуждаетесь. Свободу.
Я обалдело молчал.
Голос подал Витман.
— Означает ли это, что господин Барятинский… то есть, Капитан Чейн, в любой миг может переместиться в любой из миров Вселенной?
— Полагаю, да. Но точнее всех на этот вопрос сможет ответить сам Капитан. После того, как испытает своё новое приобретение.
— Костя… — пробормотала Кристина.
Она сидела в кресле рядом со мной. И выглядела чрезвычайно растерянной. Я взял Кристину за руку. Пообещал:
— Без тебя — никуда. Хочешь, сначала в твой мир наведаемся? Никогда не жил в Средневековье. А если и жил, один чёрт не помню.
— В твой мир? — севшим голосом переспросил Витман.
Кристина опустила голову.
— Папа. Я давно хотела тебе сказать…
— Не мучайтесь, моя милая. Скажу я. — Император повернулся к Витману. — Дорогой Эрнест Михайлович. Вот уже несколько лет вы воспитываете пришелицу из иного мира. Ваша собственная дочь, увы, погибла — пытаясь освоить магическую технику, к которой не была готова. О подробностях может рассказать Её величество. Не возражаете, Капитан Чейн, если я приглашу её сюда?
Я пожал плечами:
— Насколько понимаю, секретов от супруги у вас нет.
— Секреты есть у каждого. Но не в таких вопросах… Ваше Величество!
Воздух рядом с императором пошёл зыбью. В следующее мгновение на этом месте появилась императрица.
Мы с Витманом, встав, поклонились, Кристина присела в реверансе. Императрица улыбнулась.
— Приветствую всех. Я могу быть чем-то полезна?
— Мы решили, что пришло время Эрнесту Михайловичу узнать правду, — сказал император.
Витману надо отдать должное — держать себя в руках он умел. Застыл с каменным лицом и выжидающе смотрел на императрицу.
— Вашу дочь, Эрнест Михайлович, всегда отличали капризность и необузданность нрава, — мягко сказала её величество. — Увы. Запретов для этой девочки не существовало. Словам взрослых о том, что когда-нибудь её поступки могут привести к необратимым последствиям, она попросту не верила. И однажды это случилось. Не справившись с одним из сложных заклинаний, девочка погибла. Тело её жило, но разум умер.
— Как и мой, — пробормотал я. — С Костей Барятинским произошло то же самое…
— Именно, — императрица кивнула. Очевидно, так же, как император, она знала, кто я. — Это было, когда малышка находилась в пансионе. Его управляющая срочно вызвала Марию Петровну, та в слезах бросилась ко мне. И я, разумеется, не смогла отказать. Я провела необходимый ритуал.
— Попытавшись скрыть этот факт от меня, — пожурил император.
— Речь шла о жизни ребёнка! — вскинулась императрица. — О моей крестнице! Дочери Марии Петровны, которая всю себя посвящала нашему с вами сыну. Отчего и вынуждена была поместить в пансион родную дочь!
— Я не осуждаю ваш поступок, ваше величество. Я и тогда вас не осуждал.
— Да, я помню. Благодарю. — Императрица повернулась к Витману. — О том, что я провела ритуал, и в теле малышки Кристины живёт взрослая девушка из другого мира, знали только я и Мария Петровна. Чуть позже узнали его величество.
— А мне Мария Петровна ничего не сказала, — горько проговорил Витман.
— В момент, когда всё решалось, она просто не успела это сделать. Вы, как всегда, были страшно заняты, находились где-то вне пределов досягаемости. Если мне не изменяет память, в Южной Америке. Вы ничем не смогли бы помочь погибшей дочери. Мария Петровна взвалила эту ношу на себя.
— Зря, — глухо сказал Витман. — Если бы она разделила её со мной…
— Папа! — Кристина со слезами бросилась к нему. И замерла на полдороги. — То есть, если вы позволите мне так вас называть…
— Позволит, — сказал я. — Он тебя любит. Очень.
— Это правда? — Кристина во все глаза смотрела на Витмана.
Тот поднялся. Подошёл к ней, обнял. И повернулся ко мне. Сухо сказал:
— Вы мне, кстати, до сих пор ничего не сообщили о своих намерениях в отношении моей дочери, капитан.
— Да между мной и вашей дочерью всё давно понятно, — хмыкнул я. — В отличие от вас с Марией Петровной. Заканчивали бы вы уже эти шпионские игры? Объявите о том, что повенчаны. Признайте Кристину своей дочерью. Правильно Мурашиха говорит — не мальчик, поди. Пора уже за ум браться…
— Совершенно согласна с господином Барятинским! — горячо поддержала меня императрица. — Кстати, господин Барятинский. Если вы закончили беседу с его величеством…
— Закончил, — решил я.
Всё, что хотел, я услышал. Теперь осталась сущая ерунда — переварить это всё.
— В таком случае рада сообщить, что вас дожидаются в зелёной гостиной.
— Кто?
Императрица улыбнулась.
— Всё, что могу сказать — вы обрадуетесь этому человеку.
Из кабинета императора я не вышел, а выбежал. До зелёной гостиной, кажется, вовсе долетел. Оттолкнул слугу, попытавшегося открыть передо мной двери, и распахнул их сам.
Он был одет в латаные-перелатаные штаны и рубаху. Садиться, как всегда, не стал, не любил рассиживаться. Стоял посреди помещения, перелистывал какую-то книгу.
— Платон!
Я бросился к нему.
Книга из рук Платона исчезла мгновенно. Он успел выставить блок и отразить мой удар. Проговорил с усмешкой:
— Рад видеть, что вы в прекрасной форме, ваше сиятельство.
— Зачем ты это сделал⁈ — рявкнул я. — Зачем остался там⁈
— Ответ очевиден, ваше сиятельство. Я поступил так, как было должно. Хотя и догадывался, что вы мой поступок не одобрите.
Платон опустил руки. Понял, что больше я бить не стану.
— И где ты был всё это время?
— Не могу сказать. Это не поддаётся описанию… Там не было ничего. Ни времени, ни пространства. Ни меня самого. Но когда вы победили Тьму, всё изменилось. Я вдруг почувствовал, что свободен. Что больше меня ничто не удерживает. Я оттолкнулся от Тьмы. И оказался в хижине Мурашихи.
Я невольно улыбнулся. Пробормотал:
— Представляю, как она обрадовалась…
— О, не то слово. Она гадала на картах двум каким-то девицам, когда на полу хибары внезапно, неизвестно откуда, появился обнажённый мужчина.