— Не верь ему, Иринка! Он на оленях ездил, окуня ловил под самой Аляской, бил котиков на Командорских островах!
— Господи боже ты мой! — сказал Георгий, с хрустом отламывая клешню краба. — Для вас все это экзотика, а здесь — нормальное дело. Сейчас сайровая путина, зимой захочу — полечу на Рижское взморье или в Москву. Сниму номер в «Украине», погуляю немного. Захочу — наоборот, зазимую в тайге с охотниками, достану собаку, ружьишко у меня есть, транзистор тоже. Мы — люди немудреные.
— Бросьте трепаться! — Ирина нахмурилась. — Поза. Никогда не поверю, чтоб вы не учились.
— Что? Еще заметно? Учился, учился. Даже в вузе. Всего четыре года назад. Зачеты. Семестры. Деканат. Я просто сошел с конвейера.
— Что ты говоришь? С какого это конвейера? — удивилась Мая.
— Скучного. На котором и вы все двигаетесь. Ясли. Детский сад. Школа. Вуз. Дворец бракосочетаний. И так далее, до гроба.
— На каком же этапе вы с него сошли? На первом?
— Ир, он же серьезно. Как ты можешь шутить?
Георгий улыбнулся, положил Мае на тарелку очищенную крабью клешню; как ребенку, пододвинул кусок хлеба.
— Никогда не относись, Маечка, ко всему слишком серьезно.
— Почему?
— Например. Вспомни — над всеми нами висит атомная бомба… Кстати, книжку я принес. — Он вытащил из-под свитера «Жизнь в лесу». — Это не про лесников, даю слово. И не ерунда, хоть и не про Эйнштейна.
— Спасибо, — сказала Мая. — А знаете, что я вам сейчас скажу? Здесь, в бараке, есть одна тетка, она работает по две смены и еще своего сына заставляет банки протирать. Совсем в раба превратила.
— Раба зовут Васька, я с ним знакома и должна ему папиросу, — сказала Ирина.
— Но детям же запрещено работать на заводах!
— Не подумай только сказать так начальству, — усмехнулся Георгий, наливая спирт себе и Ирине. — Ковынев дает план, этим с утра до ночи занят. Чихать он хотел на твою женщину с сыном! А потом, зачем портить ей бизнес? Опять же длинный рубль зашибает. И ей хорошо, и государству полезно.
— Этого не может быть! Не может быть нашему государству польза от детского труда! Обязательно пойду к Ковыневу.
— Смешно, — сказал Георгий, чокнулся с пустым Маиным стаканом и выпил. — Вот вы, милые, добрые девушки, вы знаете, конечно, что такое хорей?
— Конечно, — ответила Ирина, — стихотворный размер.
— Вот-вот. Вы во всем идете от книг. Хорей — это еще и шест. Погонять оленью упряжку. В жизни всё грубее. В жизни приходится иметь волосатую лапу. А вы приехали сюда, на Край Света, с экспериментиками разными, размахиваете молочными крылышками. Знаете, зубки у младенцев молочные? Выпадут. Так и эти красивые крылышки…
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
— Майка, двенадцатый час. Тебе завтра на завод.
— Я же во вторую… Еще немного. Не сердись.
Мая сидела за столиком, придвинутым к подоконнику, где стояли вымытые после пиршества тарелки. Она пыталась читать «Органическую химию». Хотя лампочка вместе с длиннющим шнуром была подвешена на вбитый в раму окна гвоздь и прикрыта обложкой «Огонька», Ирина не спала.
Но выхода не было. Или заниматься каждый вечер с девяти до часу, или все пойдет прахом.
«Химия» была раскрыта всего на шестой странице. Мая уткнула подбородок в кулак. Рядом лежала «Жизнь в лесу» Г.-Д. Торо.
Мая снова и снова думала о том, что произошло после пира.
Она пошла проводить Георгия до спуска с горы. Было еще светло. И он сказал, что недалеко есть водопад. В нем живут маленькие форели. Она пошла с ним в заросли и дальше без тропы, куда-то косо вверх на другую сопку. По дороге он накинул ей на плечи куртку, и кусты стали цеплять его за свитер. После короткого подъема среди веток, корней и каменных глыб открылся срывающийся с отвесной стены вулкана водопад и озерцо под ним, кипящее от брызг. Она спросила:
«А где же форели?»
Он серьезно сказал:
«Сейчас будут».
И протянул руки к ней, обнял. Она зажмурилась.
Но он, оказывается, просто полез во внутренний карман своей куртки, достал там несколько фанерок с намотанными на них лесками разной толщины и крючками и сказал, что нет в жизни лучшей забавы, чем рыбная ловля. А потом выстругивал своим страшным ножом длинный прут для удочки и вдруг задал неожиданный вопрос: что она думает насчет того, что сейчас все больше мужчин свободное время отдают рыбалке? И есть даже многотысячные общества «Рыболовов-спортсменов».
Ничего она об этом не думала.
Он же сказал, что, по его скромному мнению, и рыбалка, и болельщики на футболе и хоккее — это все для того, чтобы не думать ни о чем серьезном, а чтоб время убивать. И вдруг так серьезно посмотрел на нее. А потом дал прут с привязанной леской и крючком. Наживил крючок какой-то букашкой. И пока Мая пыталась ловить, а форель все время косо поддергивала леску, подсечь рыбу не удавалось, он стоял сзади и спрашивал: где и с кем она живет во Владивостоке, сколько лет бабушке и сколько Леньке. Чуть ли не допрос вел. Но отвечать было интересно и жутко, потому что непонятно, зачем это.