Шумел водопад. И брызги летели.
Потом он взял у нее удочку, попробовал подсечь сам. Он сказал, что для такой форели у него слишком велик крючок, и засмеялся чему-то своему, И тут же подсек рыбку в красных крапинках. Но она сорвалась в воздухе и снова упала в кипящее озеро под водопадом. И он с досады чертыхнулся.
И вдруг она поцеловала его в шею. Потому что ниже Георгия на голову. И вообще сама не ожидала. Он больно взял ее за плечи, серьезно посмотрел в глаза.
«Маечка, — сказал он хрипло, — только сейчас я понял, как одинок. Зверски был одинок».
И, неловко привстав на цыпочки, она погладила его по голове.
Потом они в сумерках продирались обратно вниз, он рассказал, что ездил в Ленинград хоронить свою мать — бывшую балерину, рассказал о своем детстве, о том, что больше у него никого нет.
«Послушай, я люблю тебя», — сказала она на прощание.
И сейчас, вспомнив эти свои слова, все, что произошло, Мая глубоко и счастливо вздохнула.
— Майка, ну тебя к черту! Давай спать, — снова сказала Ирина, поворачиваясь на кровати.
— Сейчас.
— Ты же все равно не занимаешься.
— Да, — призналась Мая, раскрывая вместо учебника «Жизнь в лесу». — Я думаю.
— О чем?
— О Георгии.
— Нечего тебе о нем думать, Маечка. Очень неприятный тип, циник какой-то. И эта его модная борода… У них у всех, у кого начинает не хватать волос на голове, отращивают их на подбородке.
— Зачем так зло, Ирина? Он только что похоронил мать, он совсем один. Ты этого не поймешь. Он ходил в музыкальную школу, был маменькин сынок. Потом поступил почему-то на филфак, а потом бросил все это. Вот как ты собираешься бросить Андрея.
— Дурочка ты еще, — сказала Ирина, закидывая руки за голову. — Что с чем сравниваешь? Андрюша хороший парень, просто скучный. Он и красив вроде. Правда? И не курит. Пьет только по праздникам. И в редакции работает. Его ценят. Квартиру дали… А представляешь, Майка, вечером прибежишь после лекций — и будто кислорода нет. Зачем бежала? Стоят мертвые всякие стулья, «хельга» полированная, телевизор — Андрюша футбол смотрит. Он у меня клерк какой-то, чиновник.
— Что ж ты до сих пор с ним?
— Потому и выпросила сюда командировку. Удрать смогла, а разводиться противно. Вернусь — придется, а пока давай-ка, дорогая моя, спать.
Мая разделась, выключила свет. Легла.
— А Георгий, поверь мне, совсем другой. Он мужественный, прекрасный человек.
— Ты еще маленькая, Майка. Спи. И не будь так доверчива. Понятно? По-моему, сволочь он, этот Георгий. Давай спать.
И она смолкла.
А Мая все лежала на спине, смотрела в окно, думала: почему такой хороший человек, как Ирина, возненавидела такого хорошего человека, как Георгий. Надо, чтоб они обязательно подружились. И еще она думала, что кончился только второй день на острове, а сколько всего уже было: завод, кальмары, Георгий…
Она устало закрыла глаза. Но что-то мешало уснуть. Она всмотрелась.
Сверху прямо в окно светил огонек. Наверно, звезда. Планета.
Мая хотела повернуться на бок, но вспомнила, что днем в этом окне виден лишь вулкан. И значит, это не может быть звезда. Но ведь вулкан необитаем. Она снова открыла глаза.
Огонек светил.
— Ир, а Ир, ты спишь?
Тишина.
— Ира! Ты спишь?
— Засыпаю, — сонно отозвалась Ирина.
— Ир, ты на минуточку не спи! Открой глаза. Открыла?
— Открыла.
— Видишь огонек?
— Вижу. Огонек.
— Как ты думаешь, откуда он светит?
— Не знаю, откуда светит.
— Там же вулкан. Это не звезда. А вулкан неприступен.
— Это звезда, Майка. Спи.
— Да я говорю тебе — не звезда. Смотри, погас. Зажегся. Не звезда. Здесь ведь вулкан заслоняет все небо, Ирка!
— Это когда стоишь — заслоняет. А ты легла и увидела небо над вулканом. Это звезда. Спи. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Огонек светил, не давая спать. Иногда он мигал. И Мая думала: «Вдруг это сигнал какой-нибудь Галактики?! Ау, человечество! А мы спим… Не видим… Не отвечаем…»
Она еще глядела на этот слишком яркий для обыкновенной звезды огонек, когда до ее слуха откуда-то из глубины коридора донесся приглушенный разговор.