— Счастливого пути, — тихо сказала Мая.
Ирина стояла уже на палубе сейнера. Георгий взбежал на судно. Двое рыбаков рывком втянули сходни.
Ирина махнула рукой.
— Никогда не желай счастливого пути! — крикнул Георгий. — Плохая примета!
«Космонавт» отходил, медленно разворачиваясь носом туда, где, еще скрытая туманом, таилась горловина, выводящая из бухты в океан.
— Ну, ты куда двинешь? — сказала Дуся, хлопая Маю по плечу. — А то мне к штабу, в гараж надо.
Судна уже не было видно в тумане.
Работник портнадзора, мерзко икая, лежал боком на широкой ленте транспортера и пытался нашарить рукой свалившуюся фуражку.
Мае вдруг стало промозгло.
До начала второй смены оставалось еще пять часов. Больше всего хотелось напиться горячего чая, закутаться с головой в одеяло и спать, спать без снов и не думать о страшных словах Георгия, о Дусе и мальчике Ваське, о том, почему это так устроено в мире, что пожелать счастливого пути любимым людям — плохая примета…
— Нам по пути, — сказала Мая, застегивая куртку на самую верхнюю пуговицу, у горла. — Пошли, Дусенька, вместе.
Барак штаба экспедиции, тесно окруженный высокими радиомачтами, был виден издалека.
Мая шла к штабу, надеясь, что Ковынева там сейчас не окажется, потому что все, накопившееся у нее на душе, было мало понятно ей самой. Действительно, почему она вечно вмешивается в чужие дела? Работает Васька? Ну и пусть работает. В конце концов, приносит он пользу? Приносит! А закон, чтоб дети не работали? «На то законы и существуют, чтоб их нарушать». Это Георгий сказал… Выбрасывают нестандартные кусочки в море? Значит, нельзя их консервировать. Значит, надо выбрасывать, иначе загниют.
Она вспомнила весенний день, когда пять лет назад ее приняли в комсомол.
Она вышла из райкома, вынула из портфеля билет, раскрыла его и, оберегая от падающей с карнизов капели, внимательно прочла все, что там было написано, — с первой до последней странички. Она преисполнилась великой гордости — «Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодежи»!
Потом она ехала в автобусе, разглядывая всех пассажиров, угадывая, с кем из них она с сегодняшнего дня состоит в одном коммунистическом союзе. Ей хотелось немедленно взяться за любое, пусть самое скучное, только обязательно необходимое для победы коммунизма дело. Но, кроме участия в выпуске классной стенгазеты, ничего в ее жизни не изменилось.
Значит, Георгий прав? И не надо ни во что вмешиваться — потом над тобой только посмеются? Она почему-то вспомнила старинные часы с усами-стрелками в новой квартире, где вправду стояли какие-то мертвые лакированные вещи, накупленные благополучным Андреем. Ей стало жаль Ирину.
— Ну, я двинула, — сказала Дуся. — К ужину селедки достану — сайры соленой. Любишь селедку?..
Дорога вела к гаражу, а к штабу поднималась тропинка.
— До вечера, Дусь, — сказала Мая и добавила: — Ты не огорчайся. У нас еще вся жизнь впереди.
— Ты что это? — удивилась Дуся и вдруг завопила: — Эй ты, фотограф! Сфотографируй меня!..
Высокий прохожий с раскрытым фотоаппаратом на груди недоуменно оглянулся.
— Щелкни, щелкни, я заплачу! — сказала Дуся, подбочениваясь одной рукой, а другой оправляя башню волос и беретик.
— Что ж, — усмехнулся фотограф, — колоритно. Пусть уж тогда и подружка рядом станет.
Дуся подошла к Мае и обняла за плечо.
Фотограф щелкнул аппаратом. Потом прокрутил кадр и снял их еще раз.
— На пустое щелкал? — подозрительно осведомилась Дуся. — Меня не обманешь!
— Почему же? — благодушно удивился фотограф. — Завтра же подарю отпечаток. Приходите на завод. Спросите фотокорреспондента.
— Хоть память будет, — сказала Дуся Мае. — Про то, как мы с тобой на Краю Света встретились… Ну, двинула, а то завгар у нас строгий.
И Мая одна пошла по крутой дорожке наверх, к подножию радиомачт, где толпилось десятка два человек, одетых в короткие сапоги, куртки, ватники, кепки или морские фуражки. Почти все они курили.
У самого крыльца штаба стоял знакомый мотоцикл с коляской.
— Вы не скажете, где товарищ Ковынев? — тихо спросила Мая курильщиков.
— Ковынев занят. Сейчас начнет совещание. Вам зачем? — с интересом спросил самый молодой единственный из всех одетый в щеголеватую морскую форму.
Мая ничего не ответила и с облегчением повернула обратно.
— Эй-эй! Ко мне приходила? Верните ее! Я ее знаю!..
Мая обернулась.
Высунувшись из окна, Ковынев яростно подзывал ее рукой.
— Студентка, ты ко мне? Давай заходи-заходи.