— Мы в свободное время английский язык изучаем, — почему-то сообщил солдат. — И знаете, кто в нашей роте кружок ведет?
— Кто?
— Я! — с удовольствием признался солдат. — А всё почему? Потому, что когда учился в средней школе, к нам приехал новенький, который раньше учил немецкий, а тут — английский. Учительница и говорит: «Кто возьмет над ним шефство?» — «Я», — говорю я. «Вы же сами, Ильченко, с двойки на тройку перебиваетесь!» — «Ну и что? — говорю. — Берусь — значит, выучу». И правда, занимаясь с ним, я стал серьезно разбирать правила и отлично выучил язык сам. Это я к тому говорю, что в жизни все можно сделать, если к этому есть интерес.
Солдат сам оказался любопытным человеком, и Мая прослушала его до ужина.
Она узнала, что зовут его Лева Ильченко. Что он хочет быть вычислителем на счетных машинах. Что он собирает и хранит все билеты от театров, которые посещал, и все железнодорожные, авиа и пароходные билеты, чтобы по ним всегда можно было вспомнить, где был.
Потом Мая спустилась ужинать в пароходную столовку самообслуживания, а солдатик, топая сапогами по железной палубе, побежал в свой твиндек (солдаты питались отдельно).
Съев рисовую кашу со свининой и выпив чаю, Мая поднялась из душной столовой на палубу. На мачтах и в иллюминаторах уже затеплелись огни.
— А я тоже уже перехватил, — тотчас шагнул к ней Ильченко. — Пойдемте на корму? Там наши.
И Мая пошла на корму, откуда слышались звуки музыки.
Здесь, в темноте, рядом с закрепленными новыми самосвалами, тесно окружив баяниста, в мокрых, расстегнутых бушлатах стояли солдаты. Чуть в стороне Мая увидела и многих знакомых по твиндеку девушек. Здесь же с тремя матросами была и Ирина. Все они пели.
Завидев Маю, Ирина, не прерывая пения, повелительно притянула ее к себе, обняла за плечи.
Солдат было много. От их бушлатов пахло дождем. От Ирининой руки было тепло.
пели эти взрослые, сгрудившиеся вокруг музыки люди. И Мае, хоть у нее давно уже не было мамы, вдруг легче стало оттого, что она в толпе, одна из многих, кого везет пароход в неизвестную жизнь. В этом была своя, какая-то тайная прелесть…
Палуба равномерно подрагивала под ногами. Пароход шел в полной темноте. Мая чуть запрокинула лицо, подставив его влажному ветру.
Дождь кончился.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Что-то переменилось.
Мая раскрыла глаза. И тотчас зажмурилась. Их больно заломило от света, ударившего из иллюминатора.
Она снова открыла глаза. Отсветы освещенной солнцем воды радужно играли на низком белом потолке твиндека.
Судно стояло.
Повсюду с верхних полок недвижно свисали девичьи руки, простыни, одеяла. Нарастающее чувство непонятного восторга сбросило Маю с постели. Она глянула на верхнюю полку.
Ирина спала.
Торопливо одевшись, Мая без куртки, в одном свитерке, быстро двинулась к выходу.
Высокий матрос сидел у дверей на крайней койке спиной к Мае и, кажется, целовался с какой-то девушкой в сатиновых шароварах.
Мая испуганно замерла, потом пролетела мимо, заметив красное курносое лицо студентки с круглыми глазами и чуть заметными усиками.
Скорей вверх по гулкому ржавому железному трапу! Поворот. Дальше вверх по отвесной железной пароходной лесенке!
Палуба. Пустая. Еще мокрая от вчерашнего дождя.
Зеленоватое чистое небо.
И громадная синяя туча, треугольником встающая над сине-зеленым уступчатым островом, изрезанным узкими туманными заливами.
Да это вулкан! Это — Курилы!
В утренней морской тишине слышен лишь пронзительный крик белых чаек, патрулирующих между вулканом и стоящим на рейде пароходом, да рокот удаляющегося за синий мысок катера.
— Боцман, боцман, что ж не выбираете якорь? Снимаемся. Снимаемся. Давайте скорей выбирать!
Мая огляделась и увидела, что голос принадлежал моряку, высунувшемуся с рупором сверху, из окна высокой пароходной надстройки.
На носу, повизгивая, начала работать лебедка, загрохотала якорная цепь.
Споткнувшись о высокий порог входа, Мая кинулась обратно вниз, в твиндеки, застучала туфлями по ступенькам трапа. Вниз, вниз… Поворот. Снова вниз по головоломно крутой пароходной лестнице. Твиндек № 1. Твиндек № 3. Вот и твиндек № 5. Рванула на себя тяжелую дверь, влетела в сонную тишину:
— Девочки, вставайте скорей! Вулкан! Курилы!
Матрос неловко вскочил на ноги. Метнулось круглоглазое лицо усатой студентки.