— Сеть-матушка, — ответил вместо — Палыча Алексеич.
— Зачем она вам?
— Записана за судном, товарищ Ковынев, — вмешался капитан.
— Немедленно вынести на берег! Обещали ловить без сети, так вот, чтоб никакой сети на борту не было!
Через полчаса после того, как рыбаки под руководством ухмыляющегося тралмейстера торжественно вынесли на пирс сеть-ловушку, «Космонавт» вышел из бухты в океан с Ковыневым на борту.
Вадим в своем неизменном синем беретике сидел на свернутой бухте каната и, глядя, как Ирина с отверткой и клещами трудится над длинным металлическим стержнем, щипал гитару:
Поднимался добрый ветерок, развевал длинные черные Иринины волосы. И тельняшки, развешанные на корме для просушки, развевались как флаги.
«Романтика», — подумала Ирина, и ей стало хорошо и спокойно. Она вспомнила беспомощное выражение лица Палыча, когда рыбаки выносили сеть на берег, засмеялась. Движением головы откинула разметавшиеся волосы назад, чтоб не мешали работать. Ветер что-то разыгрывался не на шутку…
— Может, чего помочь, дочка? — спросил, садясь рядом с ней на палубу, Алексеич.
— Спасибо. Уже кончаю, — улыбнулась ему Ирина.
«До чего симпатичный бородач этот Алексеич! Может быть, самый необразованный из всех, он единственный, кто с самого начала отнесся с интересом ко всей затее. Может быть, потому, что руки у него похожи на старую, изъеденную морем сеть, все в шрамах и морщинах…»
— А вы откуда на Дальнем Востоке, Алексеич?
— Смоленск слыхала?
— Слыхала.
— Ну оттуда и есть… У нас на Смоленщине грибы сейчас поспевают.
— Да ну тебя, Алексеич! — вмешался Вадим. — Грибам еще рано. Сейчас июль еще — малина идет. У нас под Плёсом — малины! Завались — не хочу!
— Что, любишь малину? — Ирина устало выпрямилась с отверткой в руке. Работа была закончена.
— А как же! Я этой малины четыре года уже не видал. Я б ее две корзинки, наверно, сразу съел!
— По мне, брусника вкуснее, — сказал Алексеич, вставая и облокачиваясь на борт рядом с Ириной. — Брусника моченая хороша!
— Против малины брусника твоя — ерунда на постном масле! — убежденно сказал Вадим.
Сейнер шел, уваливаясь на свежей волне. Ветер крепчал. Уже несло в лицо соленой морской пылью. Становилось знобко.
На миг среди пены и брызг между гребнями волн выперло боком нечто бурое и неуклюжее, вроде крокодила.
Ирина схватила Алексеича за рукав ватника.
— Что это?! Видели?
— Да, коряга… Дерево. Здесь с Америки течение идет, чего-чего не выносит… — равнодушно ответил Алексеич и с укором добавил, глядя на воду: — А ты, Вадим, настоящей брусники не ел, раз бруснику не уважаешь.
Ирина оставила их на палубе и направилась к мостику — надо было узнать, куда ведут сейнер, будет ли ночью сайра.
Взглянула на часы — уже шестой. По всему судну болтались рыбаки. Обычно в это время все свободные от вахты спали, берегли силы до ночи, до первого аврала — подъема сети. Сейчас в кают-компании несколько групп забивали «козла», тралмейстер и гидроакустик расставляли шахматы. Все они с любопытством поглядывали вслед Ирине.
На мостике, кроме рулевого и штурмана Паши, никого не было.
— Все там! — кивнул Паша в сторону радиорубки и сочувственно добавил: — Если не найдут облака, луна будет. Сегодня полнолуние.
«Вот черт! В полнолуние сайра вообще не ловится. Свет луны «разбивает» стаю по поверхности океана, собрать косяк светом люстр будет почти невозможно». Ирина с досадой открыла дверь радиорубки.
Ковынев, тяжелый и злой, сидел на диванчике, заполнив собой чуть ли не всю рубку, распечатывал очередную пачку «Беломора».
— А я тебе говорю, он прав, — врубал слова Ковынев, убеждая в чем-то Палыча, стоящего рядом с креслом, в котором сидел радист, принимающий на слух морзянку и тут же отпечатывающий сообщение на портативной пишущей машинке. — У нас на путине закон материальной заинтересованности проявляется в чистом виде: больше наловишь — больше получишь. А сейнер простоял две недели…
Кончив печатать, радист вытащил листок радиограммы из машинки, молча положил на стол перед Ковыневым.
Ковынев вынул папиросу из пачки и, машинально шаря в карманах пиджака, кивнул Ирине:
— Слыхала, инженер? Люди бегут с «Космонавта».