— Ну вот ты и снова со мной. Не знаю только, надолго ли?..
ГЛАВА 4
НА БОРТУ «ГЕРМАНА ГЕРИНГА»
Двое суток «Щ-17» маневрировала в заданном оперативном районе. На карту было нанесено три позиции, периодически меняя их, лодка создавала впечатление, что на коммуникациях действуют по крайней мере три лодки.
Вчера под вечер в первом квадрате торпедировали танкер противника, правда, судно не относилось к разряду крупнотоннажных, но груз его — горючее — в блокированном порту был необходим как воздух. После атаки, оторвавшись от преследования катеров и сторожевиков, «Щ-17» перешла в квадрат номер три и вот уже около четырех часов, притаившись, ждала, когда на горизонте появятся дымки кораблей.
Время от времени, поднимая перископ, командир видел большой порт, через который осажденные гитлеровцы получали технику, продовольствие и горючее из Штеттина и Ростока. Вход на внешний рейд был плотно затянут противолодочными бонами. Возле них, попыхивая дымом из длинной черной трубы, суетился маленький буксирчик. Город почти на две равные половины разделялся сравнительно широкой рекой, в устье которой он и был расположен. По обоим берегам виднелись шпили кирх, тонкие ажурные стрелы башенных кранов, белые и серые домики с островерхими красными черепичными крышами просвечивали сквозь зелень деревьев. Иногда лучи солнца пробивали редкие тучи, и тогда панорама всей гавани и города резко преображалась, линии обретали контрастность, серые тона как бы растворялись, уступая место более ярким и сочным. В такие минуты порт издали напоминал рождественскую цветную открытку, не хватало только какой-нибудь по-немецки сентиментальной надписи, исполненной золоченой готической вязью.
Экипаж лодки, кроме тех, кто непосредственно нес вахту у механизмов и приборов, отдыхал где придется. Кое-кто спал прямо на стальном настиле палубы, прикорнув к станинам двигателей или прижавшись к паутине разнокалиберных трубопроводов.
В лодке было душно, чувствовалось повышенное давление и нехватка кислорода. Каждый с нетерпением ждал ночи, когда можно всплыть и всласть надышаться свежим, прохладным воздухом.
— Товарищ командир, — раздался голос акустика, — справа девяносто слышу шум винтов крупного судна.
— Есть, — Ольштынский подошел к перископу и, взявшись за ручки, повернул его в сторону, которую указал акустик. В перекрестии он увидел медленно наплывавший силуэт большого транспорта. Два катера-охотника, очевидно считая свою миссию по охране судна оконченной, были уже у самого бонового ограждения.
— Боевая тревога, торпедная атака, — голос командира как невидимой рукой поднял матросов и быстро, без суеты расставил по боевым постам.
Между тем высокобортный транспорт, тысяч на пять водоизмещением, окрашенный в черный и шаровый цвета, развернулся и лег на входные створы, ведущие в порт. Пузатенький буксир стал неторопливо разводить боны. Судно находилось сейчас как раз между портом и подводной лодкой, полностью закрывая ее от своих катеров.
— Аппараты — товьсь! Пли!
Лодку встряхнуло, и две торпеды с металлическим свистом скользнули навстречу обреченному транспорту. Промахнуться в таких условиях было почти невозможно.
— Полный вперед! — командир убрал перископ.
Лодка дернулась, но в ту же секунду глухой удар обрушился на ее корму, сильно задрожал корпус, послышался дробный стук металла о металл, и одновременно прямо по носу раздался оглушительный взрыв — торпеды попали в цель.
— Право на борт! Стоп оба.
Двигатели замолчали, вибрация и стук прекратились, но лодка, не слушаясь руля, продолжала по инерции быстро идти вперед, приближаясь к тонущему судну.
— Механик! В чем дело? — крикнул Ольштынский.
— Рули в винты заклинило. Выясняем причины, — донесся голос.
— Товарищ командир, глубина всего двадцать метров и быстро уменьшается, — доложил штурман.
Словно в подтверждение его слов, под круглым днищем сначала слабо, потом сильнее и сильнее, точно кто-то царапал его гигантскими когтями, заскрежетала галька.