Внезапно стрельба усилилась. Подряд ухнуло несколько взрывов гранат, еще раз, словно горох по железной крыше, рассыпались очереди, небо прочертили разноцветные трассы, и на фоне разгорающегося в глубине обороны гитлеровцев пожара на ничейную землю выскочило несколько темных фигурок.
— Так и есть, разведка боем, не подвела меня интуиция, — капитан снял трубку телефона. — Восьмерка? Я — третий, приготовиться к контратаке. Как подойдут к первому ориентиру, открыть огонь из минометов. Артиллерии пока молчать!
Опять с немецкой стороны взвился целый букет белых ракет. Ровное поле перед нашей обороной осветилось мертвым голубоватым светом. Прямо на КП надвигалась какая-то темная масса.
Длинные тени от бегущих людей преломлялись на изрытой и перепаханной снарядами и гусеницами танков ничейной земле, создавали впечатление, что на наши позиции катится целая лавина подпрыгивающих на выбоинах черных бревен. Снова с шипением вверх пронеслись ракеты, и в их свете отчетливо обозначились люди.
— Во весь рост жмут, гады, даже не маскируются, пьяные, наверное, — командир роты взял трубку, — сейчас мы их встретим, живо отрезвеют.
— Подожди, не торопись, — майор положил руку на плечо капитана, — интуиция, конечно, вещь нужная, но здесь что-то не то. Если бы это была разведка, не стали бы они освещать нам цель.
— Знаем мы эти штучки, всяко бывало, — капитан опять потянулся к трубке.
— Отставить! Прислушайся… Слышишь, кричат?
Сквозь шум боя с ничейной земли доносились отдельные возгласы: «Не стреляйте, свои… Идем на прорыв… Не стреляйте».
— Слышишь? По-русски кричат.
— А может, это перебежчики? Вчера как раз на этот район, правее Киш-озера, перед амфибийным десантом бросили листовки, — вставил лейтенант, — вот и идут сдаваться.
— Во, во, и все горланят, да с рязанским акцентом. Не похоже это на массовый переход. Нет.
— А если власовцы?
— Вряд ли. Да и не было их на этом участке фронта.
— Скомандуй-ка, капитан. Быть готовым, но не стрелять. Наблюдение усилить. А минометы пусть отрежут эту группу от немцев.
Капитан отдал приказ. Почти тотчас в воздухе засвистели мины, и на окопы фашистов обрушился ураган огня.
— Подключи пушкарей. Пусть ударят по второму эшелону, — майор приник к стереотрубе.
Где-то в тылу, за рощей, ухнули залпы. На мгновенье осветились вершины деревьев. В воздухе прошелестели снаряды, а в глубине немецкой обороны взметнулись всплески разрывов. Капитан что-то крикнул в темноту, и вдоль траншеи понеслись повторяемые командирами слова команды.
— Прикажи саперам открыть проход в заграждении.
Через бруствер тотчас скользнуло несколько солдат выполнить приказ.
Уже было отчетливо видно, как метрах в пятидесяти от КП, по равнине, отстреливаясь, пригибаясь и укрываясь в воронках, бежали несколько черных фигурок.
— Дьявольщина, да они же в немцев палят! — капитан посмотрел на майора. — Ну точно, в своих лупят!
— То-то и оно. А ты говоришь — разведка, здесь совсем другое.
— А что именно?
— Сам не знаю. Думаю, все же поймем скоро.
Саперы открыли рогатки в заграждении, и через брустверы в окопы стали прыгать люди.
— Матросы, мать честная, — протянул кто-то удивленно, — откуда же они, господи?
Трое моряков, заляпанных с головы до ног грязью, осторожно с рук на руки передали в окоп сделанные из жердей носилки с лежащим на них человеком.
— Эй, славяне! — крикнул один. — А ну срочно доктора сюда, да живее шевелись — это наш командир.
В блиндаже по другую сторону стола против майора сидел человек в форме морского офицера. Усталое, почерневшее, небритое, слегка усыпанное веснушками лицо. Из-под сдвинутой на затылок фуражки выбились светлые, с рыжеватым оттенком, длинные волосы. Правую, нервно подергивающуюся щеку пересекла глубокая, кровоточащая царапина. Дрожащими пальцами он пытался прикурить от коптилки предложенную комбатом папиросу. Когда ему это удалось, моряк глубоко затянулся, но тут же, поперхнувшись и закашлявшись, выпустил изо рта дым и, подняв на майора синие с покрасневшими белками глаза, немного хрипловатым голосом произнес:
— Я заместитель командира по политической части подводной лодки «Щ-17» старший лейтенант Долматов Николай Николаевич. Со мной моя команда, — он горько усмехнулся, — вернее все, что от нее осталось. Нас было шестьдесят, сколько вернулось, сейчас доложат. Командир, капитан-лейтенант Леонид Сергеевич Ольштынский, тяжело ранен.
— А как вы попали сюда? — майор поставил локти на стол и пристально посмотрел на офицера. — Ведь мы находимся от береговой черты в тридцати километрах? — он кивнул на лежащую на столе карту. — Да, даже в тридцати двух…