— А вы, Стефан Петрович, подготовились? — сухо спросил Савва.
— Да обо мне зараз и речи нету, — щуря заслезившиеся глаза, отвечал Рагулин. — Пойми, Савва, без моего доклада можно обойтись, а активу важно послушать именно Прохора, как главного по электричеству. В колхозе имени Буденного работает первая в районе электромолотилка, а кто ею управляет? Прохор. Кто пример показывает всему району? Прохор! Ну, допустим, выступлю я, буду, как и прошлые годы, говорить о хлебовывозе, — да таких речей там будет в избытке. А вот ежели перед активом выступит Прохор, машинист первой электромолотилки, да расскажет, как у него все действует на практике, — вот тут устьневинцы и зададут той всему району… Пусть и марьяновцы послушают… И тут же, мимоходом, Прохор скажет и о том, как лучше наладить учебу по технике… — Рагулин как-то уж очень тепло посмотрел на сердитое, поросшее щетиной лицо Прохора. — Только тебе, Прохор Афанасьевич, надо к такому важному случаю малость подчепуриться, бороду подровнять, усы подбрить…
— Савва, не могу я теоретически, — сказал Прохор, отворачиваясь от Рагулина, — бороду подчистить можно, штука нетрудная, а вот речь сказать… Пусть бы лучше этот актив приехал бы к молотилке, я бы им все рассказал практически, а теоретически…
— Тут, как я понимаю, — перебил Прохора Рагулин, — никакой теории не требуется. Поведаешь людям всю правду, а в конце пристыдишь тех, кто еще не устроил такую молотилку, да скажешь, что мы планируем электросушилку, пусть за нами поспешают… Да ты не дуйся, а садись и пиши, я сам помогу тебе нужные тезисы составить…
— Прохор Афанасьевич, — сказал Савва, — мысль Рагулин подсказывает верную: речь о молотилке на таком активе будет очень кстати…
— Вот видишь, Прохор, — обрадованно заговорил Рагулин, — а ты противишься…
— Но и ваше, Стефан Петрович, выступление надо готовить, — продолжал Савва. — Вы же знаете, что марьяновцы приедут, и нам надо показать себя… А как же! Следует сразу тон задать!
Вся эта фраза, видимо, явилась самым веским доводом, и Рагулин одернул рубашку и сказал:
— Хорошо, раз так — станицу позорить не стану, а только Прохору ты дай при мне особое задание, чтобы речь у него получилась… Ведь это же какая речь!.. Ну, вы тут побеседуйте, а я поговорю с бригадирами о завтрашнем дне…
Рагулин вышел.
Савва пробыл в кабинете вдвоем с Прохором более часа, а когда сел в тачанку и сказал Дорофею, чтобы ехал к Тимофею Тутаринову, облегченно вздохнул и подумал:
«Прохор молодец, меня он сразу понял… И это же очень хорошо, что на активе выступит главный колхозный электрик… Как это я раньше сам об этом не побеспокоился…»
18
Пожалуй, во всем районе никого так не волновало предстоящее собрание актива, как Тимофея Ильича Тутаринова, и не без причины. Дело в том, что за многолетнюю свою жизнь старик впервые должен был принять участие в таком собрании. Третьего дня к нему в дом приехал Кондратьев, поговорил о всяких делах, о том, что ожидается приезд марьяновцев, и тут же пригласил приехать на собрание актива.
— Активист я староватый, — комкая усы, сказал Тимофей Ильич.
— Старость — не помеха, — ответил Кондратьев. — Знаете такую поговорку: старый конь борозды не испортит.
— Да оно-то так.
Кондратьев уехал, а старик все дни был сосредоточенно молчалив, с утра уходил в правление, а по вечерам садился к столу и что-то записывал в тетрадку.
— Или ты, Тимоша, доклад будешь говорить? — слабым голосом спрашивала Ниловна, все еще не оправившаяся после болезни; она лежала в кровати и смотрела на мужа.
— Доклад, конешно, и без меня скажут, — отвечал Тимофей Ильич, — а все ж таки кое-чего молодежи надо подсказать. Ты слыхала, Сережка закупил в Москве еще одну турбину. Скоро она будет поставлена на свое место… Значит, света прибавится, а вот тут и нужно пример брать с Рагулина, а кто об этом скажет? А еще с марьяновцами у нас завязывается важное дело — в работе поспорим… Кондратьев же записал меня в актив и просил сказать слово…
— И охота тебе вмешиваться в такие дела! — сказала Ниловна. — Пусть бы говорили сами молодые или зять наш Семен, как он глава по электричеству… Или сын Грачихи — ученый же.
— Молодые, ученые! — гневно заговорил Тимофей Ильич. — А ежели они ничего в жизни не смыслят, так и нам молчать? Я и сына своего, и зятя, да и Грачева смогу поругать — и за дело. Осенью мы начнем деревья сажать, тоже заранее подумать надо…