— Здорово, Прохор Афанасьевич! Как действует электричество?
— Приезжай да посмотри.
— Ты ж с докладом прибыл или как?
— А! Семен! Дорогой ты наш директор!
— Вот кто нам поведает правду!
— Привет «Кочубеевке»! Что такая гордая? План не выполнила, а нос дерешь.
— Стефан Петрович, привет тебе от Гордея Афанасьевича! Заболел, бедняга, и вот не смог приехать. Уже и речь приготовил, а высказать не смог. Все о финансах печалится.
— Так, значит, ты решил в пять дней поставить всю линию? А где возьмешь столбы?
— А у меня запасец.
— Почему ты удивляешься моему успеху? Я же процентов восемьдесят пустил в комбайны — никакой тебе тревоги.
— А с хлебом первым рассчитался Рагулин?
— Разве его обгонишь! Но мы тоже вчера завершили.
— Тимофей Ильич, знать, сынок дюже важную новость привез из Москвы?
— На сессию ездил, а в свободное время всякими делами занимался. Для района закупил таких машин…
— Так, так. Знать, закупил… Молодец!
— Стегачев несет газеты.
— Илья Васильевич, неси и нам свежую новость.
— Здорово, редактор! Что нового в печати?
— Сидор Акимович, а как твоя «ворошиловка», та, что сеял в низине? Не вымокла?
— Ого! Та «ворошиловка» стояла как лес.
— Сколько дала центнеров?
— Двадцать восемь с гаком.
— Вот это да!
— Эх, мне бы никаких прений не нужно, если бы только получить грузовые машины… Тогда бы я с электролинией выскочил. А иначе транспорт живьем зарежет.
— А как же с тракторами? Придется делить?
— Без дележки все уладим. Я уже говорил с Кондратьевым…
— А я говорил в крайсельхозотделе.
— А марьяновцы еще не приехали?
— Скоро прибудут.
— Это не ихняя машина пылит?
— Нет, это беломечетинцы.
— Танюша, милая, да у тебя все делегатки! С мужчинами не живешь в ладу?
— Всякое бывает, но женщины у нас актив надежный. Познакомься: моя помощница Варвара Сергеевна Аршинцева.
— А мы уже знакомы. Помнишь, телушку на базаре вместе выбирали. Теперь она уже корова, славная стала.
А посмотрите, как был встречен Хворостянкин. Знакомая всем тачанка с красочным видом Кубани на задке и с надписью «Красный кавалерист» лихо вкатилась на площадь, и не успел Никита приостановить горячих, в мыле, коней, как Хворостянкин браво, как всегда, соскочил на ходу и, подпушивая усы, сразу очутился в кругу друзей. И тут же, после довольно крепких рукопожатий, начались угощения табаком — кисеты и пачки «Беломора» были протянуты к рукам Хворостянкина. Однако Игнат Савельевич, чтобы не уронить в чужих глазах свое достоинство, даже не взглянул на кисеты и пачки «Беломора», а усмехнулся в усы, вынул белый целлулоидный портсигар, доверху набитый «Казбеком», и сказал:
— Отведайте моих ароматичных.
— Можно и ароматичных.
— Игнат Савельевич, а как оно работается? Какие планы?
— По привычке, — важно ответил Хворостянкин. — Все тащу на себе…
— А говорят, Нецветова дюже тебе подсобляет. И даже… подстегивает?
— Меня подстегивает? — И Хворостянкин громко рассмеялся. — И такое придумал! Да еще не родился такой человек, чтобы я дозволил ему меня подстегивать. А насчет того, чтобы в чем подсоблять по партийной линии, то другой разговор.
— А все ж таки критикует, не дает спокойно жить?
— А чего ж ей меня критиковать? — Хворостянкин пустил в усы дым и удивленно двинул плечами. — Живем мы дружно, в работе имеем контакт, но и не без того, чтобы иной раз друг друга покритиковать… Тут главное, чтобы партийный руководитель глубоко и правильно уяснил линию председателя… Ведь от председателя идут все нити руководства.
«Ишь куда загнул, умник, — подумал Никита Никитич Андриянов, все время стоявший молча. — И такое прет, усач, даже глазом не моргает…»
— А что же касается моих планов, — продолжал Хворостянкин, — то пойдемте в холодочек, посидим, и я вам нарисую картину в общих чертах… А подробно все изложу в прениях…
Так как обещание «нарисовать картину в общих чертах» на деле означало пространное восхваление своей особы и, надо полагать, восхваление это будет неинтересным, то лучше оставим Хворостянкина с его друзьями и обратимся к Ивану Егоровичу Шацкому, к которому давно подошел Григорий Мостовой. Они успели о чем-то поговорить и теперь не спеша направлялись к пивному ларьку, где продавщица, полногрудая, круглолицая женщина в белом переднике, гремела насосом и не без интереса во взгляде посматривала на идущих к ней таких молодцеватых клиентов. Две кружки в белых шапках пены были поставлены проворной рукой на стойку в тот момент, когда Иван и Григорий подступили к ларьку.