Выбрать главу

— Ну как, Игнат Савельевич, понравились вам эти книги? — спросила Лида.

— Как тебе сказать? — На лбу у Хворостянкина появились морщины, правая бровь приподнялась. — Конечно, художественность в них имеется, а также, сказать, всякие любовные романы — тоже все как полагается… А только лично мне, как руководителю, такая литература не подходит. Мне дай такое, чтобы в один раз подковать себя можно было… А разве любовными романами себя подкуешь? Вот ты, Лидия Борисовна, подбери мне такую книжку, чтоб там большевистская идейность была и чтоб можно было поучиться…

— Игнат Савельевич, а вы читали «Кочубея»?

— «Кочубея» давай! Это как раз мне подойдет.

— Игнат Савельевич, а откуда у вас эти две книги? — спросила Лида, когда записала и вручила Хворостянкину «Кочубея». — Вы у меня их не брали.

— Верно, не брал. — Хворостянкин рассмеялся. — То мне их одна женщина дала… А вот и она, Татьяна Николаевна… Да, так ты напиши, прямо на мое имя напиши насчет литературы.

Лида кивнула головой, а Хворостянкин уже протянул сильную руку с широкой ладонью, поздоровался с Татьяной и, скосив плутоватые глаза, говорил:

— Литературы у нас маловато, так вот мы с Лидией Борисовной обсуждали, как бы это дело поправить… Как, по-твоему, Татьяна Николаевна, если мы весь, наш культфонд истратим на литературу?

Вместо ответа Татьяна спросила:

— Принес книги?

— Принес… А что ж? И еще взял «Кочубея»…

— А эти прочитал?

— А то как же! — бойко ответил Хворостянкин.

— Что-то очень быстро…

— Да я же всю ночь читаю… Жена спит, а я читаю.

После этого Хворостянкин и дергал усом и моргал, как заговорщик, видимо, хотел этим что-то сказать Татьяне, а та, как на грех, или ничего не могла понять или не хотела и продолжала расспрашивать о прочитанных книгах. Тогда Хворостянкин быстро вышел в коридор и позвал Татьяну таким властным голосом, точно их ждало неотложное дело. Когда она вышла, Хворостянкин указал на лестницу. Они молча поднялись наверх и вошли в кабинет.

— Ох, и беда с тобой, Татьяна Николаевна! — со стоном вырвалось у Хворостянкина. — Ну что ты есть за женщина? Никакой у тебя логики нету… Татьяна Николаевна, ты меня не то что не жалеешь, а прямо-таки не щадишь, извини за выражение, заживо угробляешь…

— Да что такое? Что случилось?

— И чего ты задумала перед этой девчушкой меня в стыд вводить! — почти крикнул Хворостянкин. — Она хоть и техникум прошла, а кто такая эта Чебанюк и кто есть я? Ну, почему ты это всегда забываешь?

— Аа-а… Вот ты о чем! — Татьяна подошла к окну. — Сам же виноват… Дал мне слово, а не читал… Ведь так же, Игнат Савельевич?

— И не буду читать эти романы.

— Почему?

— Ты хочешь знать почему? Взяла надо мною верх и теперь требуешь? — Хворостянкин сел за стол, тяжело откинулся на спинку стула. — Так я зараз отвечу… Скажи по совести: какая от тех книг польза лично для меня, как руководителя? Что в них поучительного лично для меня, как председателя крупнейшего колхоза? У меня, ты же знаешь, какой размах в работе, какими планами я ворочаю, какое хозяйство лежит на моих плечах, а ты заставляешь читать про то, как жили помещики при царизме, как они на курорты приезжали да влюблялись от безделья. Меня лично это мало интересует… Мне идейность нужна!

— Игнат Савельевич, кого ты обманываешь? — Татьяна повернулась спиной к окну, оперлась руками о подоконник, и ее стройная фигура, освещенная сзади, показалась Хворостянкину строгой. — Себя же обманываешь… Я просила прочитать «Поднятую целину», ты взял, обещал и не прочитал под тем предлогом, что, дескать, сам строил колхозы и все это тебе известно… Попросил романы великих русских писателей — я это желание удовлетворила… А что получилось? Не читал, обманул… Обещал показать конспекты по истории партии, а где они? Не показал! Обманул! Так дальше, Игнат Савельевич, продолжаться не может. Мне надоело говорить о тебе и на бюро и на общем собрании. В райком я жаловаться не буду, а вот мое тебе последнее мирное слово: либо завтра ты принесешь конспекты, чтобы я увидела, как ты учишься, и начнешь читать самым честным образом те книги, которые я буду рекомендовать, либо я высмею тебя не только перед Лидой Чебанюк, а перед всем районом. Даю честное слово, Игнат Савельевич, напишу о тебе в газету такую злую статью, что всю жизнь будешь помнить…

— Пиши, Стегачев охотно напечатает, — пробурчал Хворостянкин.

— А я пошлю эту статью не Стегачеву, а в краевую газету. Пусть по всему краю узнают, какой ты есть председатель…