— А в чем дело?
— Да, понимаешь, прошу тебя — ты меня не очень спрашивай на людях: человек я стеснительный, и тут еще, понимаешь, как руководителю, необходима настоящая авторитетность, — это же всякому понятно.
— А мне непонятно, — чистосердечно признался Виктор. — Если я вас не буду спрашивать, то как же я смогу дать оценку вашим знаниям?
— Да ты спрашивай, не давай мне никакой пощады, только не на людях, а так, со мной один на один. На людях, понимаешь, лучше обойти… — Хворостянкин приостановился. — А вот и мой домишко. Прошу в калитку… Сядем за стол и я тебе все поясню, так сказать, с нужных позиций… Антонина Федоровна, открывай!
Прерванный у калитки разговор не возобновлялся. Игнат Савельевич угощал гостя настойкой, приглашал закусить жареной в сметане курятиной; сам и пил и ел охотно, поглаживая замасленные усы, и рассказывал о погоде, о значении снегозадержания, о зимовке скота, об охоте на волков.
— Да, Виктор Игнатьевич, если присмотреться, — сказал он, — то можно заметить — жизнь у председателя хлопотная… Сколько разных беспокойств, нервы трещат! А тут еще, как на грех, не везет мне с партийным руководством. Изберем одного секретаря партбюро, только привыкнет к делам, поймет и уяснит мою хозяйственную линию, тут бы только и работать дружно, — ан нет! Забирают, переводят. Так случилось и с Татьяной Нецветовой.
— А что с ней? — спросил Виктор.
— Да разве ты не слыхал? А-а! Да, я и забыл: ты беспартийный! Ну, ничего, я тебе поведаю, тут никакого секрета нету! Позавчера на районной партийной конференции Татьяну Николаевну избрали секретарем райкома.
— А Кондратьев? — удивился Грачев.
— Да нет же, не первым, — Хворостянкин даже сочувственно покачал головой, — и не вторым, а просто секретарем. Наш второй секретарь Петр Петрович Кучеренко уехал учиться — умнейшая была голова! Так теперь вторым избран Алдахин Павел Степанович; был он до этого просто секретарем, а на его место утвердили Нецветову… Эх, беда! Всем радость, а Хворостянкину опять горе.
— Игнат, — вмешалась в разговор Антонина Федоровна, — а давно ли ты проклинал Татьяну Николаевну — она тебе жизни спокойной не давала! Разве забыл?
— Помню, помню… А потом она мою линию все же уяснила.
— А может, не она твою, а ты ее линию уяснил? — спросила жена.
Хворостянкин тяжело вздохнул:
— То все одно… А теперь она секретарь райкома, тоже надо понимать!
— Ох, смотри, будет она тебя еще гонять, попомни мое слово. — Поглядывая на Виктора, Антонина Федоровна добавила: — Теперь она и совсем жизни тебе не даст.
— Тоня, а ты в это дело не вмешивайся. Побеспокойся насчет чайку. — Хворостянкин наклонился к столу. — Виктор Игнатьевич, вот к этой славной куриной ножке присовокупи огурчик — не пожалеешь!
38
Поднявшись из-за стола, Хворостянкин сказал жене, что гость за день намаялся, пора ему и на отдых. Антонина Федоровна проводила Виктора в соседнюю комнату, где постель была уже готова, и, пожелав спокойной ночи, вышла.
«Вот тут я один полежу пораздумаю. Что-то неспокойная стала у меня голова», — размышлял Виктор, снимая пиджак и вешая его на спинку стула.
Не успел Виктор раздеться и подлезть под толстое прохладное одеяло, как вошел хозяин дома, уже в одной нательной рубашке и с расстегнутым на брюках поясом. Поставив поближе к кровати стул, он уселся, положил на колени широкие ладони, — на суставах пальцев пучками росли рыжеватые волосы.
— Так я, Виктор Игнатьевич, не досказал свою мысль, — начал он, рассматривая свои пальцы, — а досказать должен. Да, так в чем же моя главная мысль? — сам себя спросил Хворостянкин и выжидающе посмотрел на Виктора. — Всякая учеба, если на нее смотреть с определенных позиций, дело, конечно, хорошее, нужное. Но притом же, если вдуматься, то зачем вся эта электрическая премудрость хлеборобу, одним словом, тому человеку, каковой знает свое дело — растит хлеб? Я понимаю так…
— Да что же тут понимать? — перебил Виктор. — Хлебороб-то другой стал — вот и весь ответ.
— Погоди… Это еще не факт… Техника растет — верно, и учеба идет людям на пользу, а особенно тем, кому поручено ведать электричеством, по столбам лазить… Ну, а мне, как руководителю, от которого требуется идейность, скажи — мне для чего забивать голову электричеством? Разве у председателя других дел или забот нету? Есть, и немало! И разве в том моя сила! Мне надо знать то, как провести заседание правления, как с народом поговорить, там речь или какой доклад произнести, или как дать верное направление тому или иному вопросу… Вот в чем сила председателя колхоза… Без беленьких чашечек он обойдется, а вот без твердости в руководстве, без того, чтобы давать направление основной линии…