— Бородулин! Вызови мне Нецветову.
— Игнат Савельевич, а разве сигнализация не действует? — удивился Бородулин.
Хворостянкин усмехнулся и погладил усы:
— Все действует исправно… А только на нее у меня рука еще не подымается.
— А вы посильнее нажмите, — советовал Бородулин.
— Нажму, только не сразу… Дай срок, выдержку… А зараз зови, да повежливее.
Вскоре Бородулин вернулся и, постояв у порога, сказал:
— Докладываю: Нецветова уехала в поле.
— Когда же она успела?
— Не могу знать. Конюх говорил, что на рассвете запрягла в бедарку коня и умчалась.
— Какой маршрут?
— Кто ж ее знает…
— Разузнай.
— И еще конюх говорил, что была она не в духе.
— Это почему же?
Бородулин виновато двинул плечами.
— Игнат Савельевич, — заговорил Бородулин, — прибыл Кнышев. Впускать?
— Не впускать, а приглашать, — сердито сказал Хворостянкин. — Когда я уже обучу тебя вежливости!
Бородулин молча вышел, а Хворостянкин отворил дверь на балкон, увидел у коновязи коня под седлом. «Так, так, — подумал он. — Ни свет, ни заря, а она уже мотается по степи… Не зашла, не посоветовалась и умчалась… Ну, как же можно с такой увязывать вопросы! Вот горе на мою голову!»
— Природой любуешься, Игнат Савельевич?
Возле Хворостянкина стоял Андрей Васильевич Кнышев, тот самый Андрей Васильевич, которого на собрании в Родниковской называли «академиком». Это был мужчина рослый, костлявый, с сухим и черным лицом, с куцей белой бородкой, — такие лица встречаются у казаков-стариков, постоянно живущих в степи; на нем была старенькая не по росту бурка с покатыми плечами, на голове — серенькая из войлока шляпа, какие обычно носят летом табунщики. И его карие глаза под жесткими седыми бровями, и тощие усы, и короткая, снизу потрепанная бурка, и вся его рослая сухая фигура придавали ему сходство со степным беркутом. Когда он взмахнул полой, как крылом, на бешмете блеснула Золотая Звезда «Серп и Молот» и приколотый чуть повыше орден Ленина.
— Ну, здорово, Герой! — сказал Хворостянкин. — Долго ты до меня не заявлялся. Садись к столу, выкладывай.
Хворостянкин уселся за стол, а Андрей Васильевич продолжал стоять, скинув на одно плечо бурку, и опять он был похож на птицу, у которой подбито крыло.
— Привез сводку роста поголовья? — спросил Хворостянкин. — Как там движутся вверх цифры? Какой процент заскирдованных трав?.. Чего же ты молчишь?
— Эх, Игнат Савельевич! Давно я приглядываюсь к тебе и не могу понять: есть у тебя в груди сердце или его уже там нету?
— Ишь чего захотелось! — Хворостянкин рассмеялся. — Для каких данных тебе потребовалось это знать?
— Для процентов, — с усмешкой сказал Кнышев.
— Давай будем говорить без шуток, — насупя брови, сказал Хворостянкин. — Выкладывай сводку и в разную поэзию не кидайся…
— Что сводка? — Кнышев вынул из нагрудного кармана лист бумаги. — Вот она… Возьми! В ней все в порядке. А только тебе бы нужно не сводкой, а жизнью поинтересоваться. Ты тут сидишь, сигналами звенишь, а в степи что делается? Не знаешь?
— А что там такое? — насторожился Хворостянкин.
— Эх, ты бы только посмотрел, что там происходит! — блестя глазами, заговорил Кнышев. — Куда ни глянь — травы в цвету, зелень такая, что без радости и смотреть на нее невозможно. А сколько разной птицы! А какие песни! А по утрам трава в росе, искрится каждая травинка, а по той росе, как по воде, носятся жеребята, — красиво!
— Когда это ты сделался таким на природу чувствительным? — спросил Хворостянкин.
От рождения… Эх, Игнат Савельевич! А видел ли ты восход солнца на сенокосе? Нет, должно быть, ты его не видел! В траве блестят косы, темнеют валки, пахнет земляникой, звенят сенокосилки, — это же такая песня!
— Ну, ты мне тут стихи не сочиняй и в поэзию не кидайся, — сердито перебил Хворостянкин. — Говори сурьезно: какие непорядки ты заметил в степи?
— И еще солнце не взошло, — все так же мечтательно продолжал Кнышев, — а в третьей полеводческой бригаде, как раз посредине двора, появилась бедарка, и стоит на той колеснице Татьяна Николаевна и держит речь, а вокруг — истинный митинг!.. И вот сходит на землю Татьяна Николаевна, а на ее место подымается Варвара Сергеевна Аршинцева — и тоже задает речь…