— А ежели не мой, так его можно уничтожать?
— Да пустяки же, Алексей Степанович!
— А я тебе говорю, что это не пустяки. — Артамашов помахал плеткой перед лицом Евсея и зло усмехнулся. — А ну, бери своего скакуна. Отведу я тебя к хозяину этого ячменя — пускай он сам с тобой рассчитается.
— А кто же хозяин?
— Рагулин. Знаешь такого? Это такой хозяин, что он с тебя две шкуры спустит…
— Коня своего я возьму, — спокойно заговорил Евсей, — и мы отойдем куда-нибудь в укромное местечко…
Артамашов смотрел на Евсея и чувствовал, как внутри у него все горит. Заметив в глазах Евсея знакомых чертиков, он даже побледнел от злости и сказал:
— А дальше что?!
— Далее, — все так же спокойно продолжал Евсей, — далее я тебе сообщу такую новость, что ты в одну мгновению забудешь и о потраве и о Рагулине.
— Хорошо, бери коня… Поедем!
Они ехали молча. Кони шли шагом. Евсей предложил завернуть вправо и поехать мимо кургана, за которым виднелась ложбина, густо усеянная копнами сена. Утро только-только нарождалось, и было оно светлое и чистое, с обилием росы на стерне и на траве. Солнце еще не взошло, но верхушки далеких гор озарились розовым блеском. Давно проснулись птицы и запели на все голоса. Прислушиваясь к степным певчим, Артамашов болезненно хмурил брови и думал:
«И надо же мне было наскочить на этого зверя… Ехал в станицу по срочному вызову Никиты Мальцева — и на тебе, Евсей лежит под копной… И чего это у него штаны разорваны? Или с кем дрался, или удирал, прохвост… И что-то он хочет мне сказать? Наверное, что-нибудь случилось с Хохлаковым — его же холуй…»
Тем временем они спустились в ложбину, и когда подъехали к копне сена, Евсей сказал:
— И за каким дьяволом ехать нам к Рагулину! Лучше мы посидим и побеседуем возле этой пахучей копенки… Люблю запах скошенной травы.
Он первым спешился, за ним, не говоря ни слова, последовал Артамашов. Они сели под копной, от которой действительно исходил ароматный запах сухих цветов. Молча закурили, и оба смотрели на восход солнца так внимательно, точно впервые это увидели.
— А чего у тебя штанина болтается? — спросил Артамашов, продолжая глядеть на восход.
— Зараз все расскажу по порядку, — ответил Евсей, — дай хоть с мыслями собраться.
Евсей не спеша, рассудительно поведал Артамашову все, начиная с беседы с Хохлаковым, когда тот вручил Евсею письмо, и кончая собакой сторожа и разорванной штаниной.
— Жалко, — задумчиво проговорил Артамашов, наблюдая, как лучи солнца, вырвавшись на гору, залили светом всю степь. — Да, жалко…
— Это ты о чем жалеешь?
— О том, что сторож не подстрелил тебя, как куропатку. — Артамашов зло усмехнулся.
— Эх ты, шутник! Ну, ты шутки брось, а скажи: забыл ты зараз о потраве?
— Да, верно, я о ней забыл, — о чем-то думая, ответил Артамашов. — Только теперь другая мысль меня беспокоит.
— Какая? — спросил Евсей. — Может, я в чем подсоблю?
— А вот какая. — Артамашов быстро взглянул на Евсея. — Скажи, кто тебя уполномачивал разъезжать по степи с этим письмом?
— Как кто? — удивился Евсей. — Прежде всего — Федор Лукич.
— А кто такой Федор Лукич Хохлаков?
— Да ты что, с ума сошел?
— Нет, не сошел… Но я спрашиваю: народ тебя уполномачивал?
Голос Артамашова прерывался хрипотой, точно кто сдавливал горло, а кулаки сами сжимались и наливались кровью. Он сорвал лист лопуха и так стиснул его в руке, что между пальцев выступил зеленоватый сок.
— Тю, черт тебя знает! — с испуганной улыбкой заговорил Евсей. — Какой еще народ? Народ же за нас…
— За вас? — У Артамашова от злобы перекосился рот. — А тот сторож, что угощал тебя дробью? А те колхозницы?
— Опять ты шутки завел, — перебил Евсей, затем порылся за пазухой и достал письмо. — Вот что, Алексей Степанович, бери и подписывай, а потом мы обо всем прочем поговорим.
— Люди трудятся, — продолжал Артамашов, не слушая Евсея и глядя горящими глазами на восток, — день и ночь хлеб убирают, не знают ни сна, ни отдыха, а ты шаблаешься…
— Да ты подписывай, подписывай, — снова перебил Евсей, — чего тут зря рассуждать?
— А если я хочу рассуждать? — бледнея и с трудом сдерживая гнев, проговорил Артамашов.
— А кому нужно твое рассуждение? — сказал Евсей и рассмеялся, видимо желая развеселить своего друга. — Ты же теперь бывший, пиши — и все!
— Это что же значит — бывший? — смуглое чисто выбритое лицо Артамашова стало черным.
— И чего ты дурачком прикидываешься? — опять со смешком заговорил Евсей. — Во всем ты — бывший, как и я… Председатель — бывший, член партии — бывший. Партбилет же навечно потерял. Так что же еще? Ставь подпись. О чем…