– Почему вы даже выслушать не хотите? – решилась я спросить, когда горечь его тоски стала невыносимой, холодящей кровь, как сок волчьей ягоды. Атеши лишь покачал головой, отошел на десяток шагов – и с этого дня наблюдал только издали. Наверное, так было лучше. Он не поймет, не услышит – это шептали мне лес, небо, источник. Но и не прогонит меня – во мне его самые светлые годы, все его надежды во мне, так он говорил прежде, и он будет ждать, а значит, я пока не изгнанница. В этом есть ужасное равновесие, с которым пора смириться.
Но я все равно надеялась.
Качнулось перехлестье ветвей – орешник и брусника оградили поляну длинными плетьми, угощали меня каждое утро, и я внезапно разозлилась на того, кто так неосторожно их потревожил. Тут же себя одернула – я так совсем одичаю. Голос Решта рассек встревоженные лесные тени:
– Ты здесь? – привычный оклик, нарочито бодрый, всполошил птиц. Столько раз просила – не делай так, но Решт лишь смеялся. «Не боюсь леса, пусть слышит, что я с тобой».
Вместо ответа с губ соскользнул вздох. Разочарование, несправедливое, стыдное стиснуло сердце. Решт пришел проведать меня, как и прежде, хочет меня защитить, он не изменился. Но их нет, не услышали мою песню – и еще один день прошел впустую. Опустело Сердце Леса.
– Вот, – Решт подошел ближе, и длинная его тень ползла по поляне, вгрызалась в осыпанные росой травы. Скоро упадут сумерки, скоро вечерняя песня, – лови.
Он выхватил из-за спины – я вздрогнула от внезапной резкости этого жеста – и бросил мне котомку, набитую слишком плотно, перехваченный черным шар из вытертой кожи. Я поймала сумку в объятья, прижала к груди. Тяжелая, мягкая тяжесть, ароматный хруст внутри, что-то кругло перекатывалось на дне, пока я пыталась устроить подарок на коленях или за спиной, в изгибе между стволом и ветвью.
Тревоги Решта я не всегда понимаю. «Я помню, что ты не только звезда, – так он повторяет в последнее время, – Атеши и остальные, они забывают». Что это значит? Он действительно решил, что сейчас голод меня волнует?
– Лучше бы ты принес лук и стрелы, – я нашарила в глубине котомки яблоко, капли света медовыми переливами текли по его бокам – плод, выращенный песней, без дикой терпкой кислинки, – столько мне все равно не съесть.
Сверкнув улыбкой, Решт оттолкнул землю, обхватил ладонями мою ветку, с присвистом подтянувшись, устроился рядом.
– Не хочу, чтобы ты уходила далеко в лес. Если станешь охотиться, я пойду с тобой.
И обнял меня за плечи – жест такой привычный, давний, как наша дружба, но сейчас деревянный, душный. Мшистым пологом опустилась холодноватая, гулкая серьезность его слов.
– Зачем это? Тоже думаешь здесь поселиться? – Я вцепилась зубами в яблоко, чтобы заглушить этим вкусом и свой дрогнувший голос, и образ, плывущий перед глазами – кора, изъеденная болезнью, грибным корневищем, провал, в глубине которого движется что-то… что-то… такое было у Решта прикосновение. Так звучало.
– Я могу, – улыбка возле моего виска, еще чуть, и коснется ресниц, – но лучше бы ты вернулась.
Яблочный сок вязкий, смолистый – ни слова не вымолвить. Закатный свет, воспаленный и алый, течет меж деревьев.
– Я не вернусь, пока они не согласятся меня выслушать. Хотя бы ты пойми! – Я должна вырваться из наваждения. Мой лучший друг, всегда помогал мне, пришел, не осуждая, пришёл помочь. А я придумываю о нем всякую гадость. Вскинувшись, я посмотрела ему в глаза. – Дело даже не в том, что они не согласились со мной. Самое главное – все мы должны быть вместе.
Решт кивнул – суховато, чуть скованно, словно разминувшись с собственным движением. В его взгляде, рассеянном и отрешённом, текли отблески заката, багряные, лихорадочно влажные. Таким я не видела Решта прежде. Сквозь это неузнавание мелькнула и ускользнула растерянная надежда – он понял? А затем я ощутила – держит меня слишком тесно и крепко, ни отстраниться не могу, ни вдохнуть.
– Да, Нэйталари, – сказал он, приблизившись, пальцы протяжно царапнули шею, запутались в шнурке у меня на груди, – должны быть вместе.
Шевеление его рук, горячее и мутное дыхание вскрыли давнее понимание в моей душе – множество его прикосновений, случайных, обычных, изумлявших меня все сильней, опутавших за последний год липкой паучьей сетью, вот в чем причина, так стало сейчас, или так было всегда, не важно, не важно!