Что, если источник не примет меня? Вытолкнет, как сейчас – глубина?
Я не боялась отдать весь свой свет, с каждым днем понимала ясней – если что и поможет по-настоящему – только это. Но при мысли о том, что вернусь из источника непосвященной, прежней, мир потемнел, похолодел, под кожей заскребся ужас. Я поняла, как озябла, и поплыла к берегу – медленно, не чувствуя ладоней.
Небо затянула тревожная, алая пелена – обещание зимы, суровой и скорой. Река, отразившая этот закатный отблеск, стала похожа на густую, медленную кровь. Я поняла, что задержалась на берегу слишком долго. Пробовала собранные ягоды, искала сухой хворост и новые камни для костра, пыталась расчесать и просушить волосы, тяжелые, до черноты потемневшие от воды. Прежде я заплела бы их, завязала бы в узел – но все реже вспоминала об этом. В лесу такие длинные волосы только мешают, каждое утро я выбирала из спутанных прядей запутавшиеся в них ветви и листья, каждое утро обещала обрезать их вечером, но жалела. Когда-то я придумала себе, что моя длинная коса – путь моей звезды по небу. Хотела быть сильней на нее похожа. Ничего, может, скоро я стану совсем звездой.
Я менялась. Странное забытье то и дело окутывало меня, я бродила среди деревьев, не замечая, как движется время. Сейчас, возвращаясь к жилищу, я почувствовала, как свободно течет сквозь меня звучание, дыхание леса. Как ветер сквозь облака, как вода. Я все больше становилась его частью, все дальше уходила от мира людей, от знакомых разговоров. От летящих над рекой голосов. Не изменившихся.
Не менялись и мои дни. Я выждала, пока уснет деревня, пробралась к источнику и вернулась, незамеченная никем. Воспоминания о старом доме расслаивались, стали неверными, зыбкими, отдалялись сильней и сильней. Я жалела о несказанных словах, о несделанных делах – то и дело ловила себя на том, что в памяти своей уже со всеми почти простилась. Подошла к самому краю новой жизни. Иногда я спрашивала себя – какие воспоминания обо мне остались в Сердце леса? Остались ли? Может, уже исчезли?.. Эти мысли тянулись рваным, тоскливым следом, и я гнала их прочь.
Лес соскользнул в ночь, как в холодную полынью – чуть глубже, чуть быстрее, чем вчера. Я удерживала ладони над остывающими углями, песня сосредоточения нитями тянулась во тьму, не позволяя пальцам дрогнуть. В этот час, самый холодный и темный, снова и снова ко мне возвращался тот же вопрос – настойчивый, острый.
Эцэлэт чаще бывает в лесу, чем в деревне. Он не мог не заметить меня.
Он не мог не узнать о причине разлада, когда возвращался.
Скрытый источник сказал бы ему обо мне.
Но он не пришел.
Значит ли это, что он не считает меня достойной? Избегает меня, обходит мои тропы стороной. Значит ли, что мой голос для него – один из неизменных, слепых голосов совета?..
С чего бы ему думать иначе. Я не смогла их переубедить.
Лес склонялся сочувственно ближе, невидимый, шелестящий. Если стану думать об этом дольше – не усну.
Я засыпала угли золой и прибрежным песком, укрыла лоскутом заговоренной кожи.
Ничего, ничего.
Все увидят, и он тоже увидит.
Я засияю.
Часть первая. Глава 5. Сердце Леса. Осень
Эцэлэт
Я видел ее, но она меня не видела.
Как для всех – для нее я стал тенью, сумрачным холодом чащи, лесным ветром. Песня кружилась, овевала мое лицо и ладони. Я сам соткал эту пелену, был недостижим, невидим – но желал так мучительно, до боли, чтобы Нэйталари заметила меня. Чтобы тени и сплетение волшебства стали прозрачными для нее, чтобы она вдруг полоснула меня взглядом, посмотрела в глаза. Даже если бы рассердилась, закричала, попыталась прогнать.
Но она меня не видела. Скрытый источник не подсказал ей, где я, и источник деревни не развеял мои чары. Они хотели, чтоб я был сокрыт.
Время текло, темнело, поднималось над рекой туманом. Я стоял, прислонившись к стволу вяза, – сквозь шершавую кору чувствовал, как замирают и остывают в нем соки. Он уже почти смирился с приходом зимы, но что-то взбудоражило его совсем недавно, – чужая обида, боль, ярость, ярость, ярость.