Он ведет меня за собой, и сердце мое совсем растворяется, уносится в небо – но смятение не исчезает, горчит неутоленная грусть. Сейчас, чувствуя тепло и силу его руки, я могу говорить:
– Мне всегда хотелось...сделать наш дом лучше, принести свет, и чтобы они увидели..., – увидели, какой ты, увидели, что источник желает им показать, услышали его по-настоящему, – ...но все хуже и хуже, все так разочарованы даже сейчас. Если они не поймут...
Слова обрываются, осыпаются крошевом. Вчерашняя моя решимость растрескалась, почти исчезла. Я не смогу подарить источнику весь свет и всю жизнь. Не смогу отнять у Эцэлэта свою руку – если только он не прогонит меня. Глотая слезы, преодолевая стыд, невозможную, черную тяжесть в груди, я завершаю признание:
– ...мне придется от них отказаться.
И тогда Эцэлэт меня обнимает, и мир распахивается вокруг, ближе и небо, и море, и горы, и стук его сердца. Мир поет.
– Даже если не поймут сейчас – свет останется с ними. В каждом, кто связан с нашим источником, в каждом, кто приходил сюда, – голос его, убежденный и тихий, пронизывает насквозь – и меня, и мир, – свет никогда не исчезнет. Я много думал об этом. Пройдут жизни, может быть, сотни лет, и они будут понимать все, что должны были понять сейчас. Не останавливаться и не оглядываться на них. Идти к цели – вот что мы должны делать.
Часть первая. Глава 7. Сердце Леса. Осень
Эцэлэт
Шаги стихли, тропа замерла под нами.
Нэйталари прижалась к моему плечу – горячая, раскаленная звезда. Ловила мои слова, и в глубине ее молчания я различал голос сердца леса, эхо источника. Скоро она станет посвященной, а тихое эхо – победной песней.
– Ты никогда со мной не разговаривал, – сказала Нэйталари. Тихий голос качнулся волной – напоминание, не упрек, но я понял, что ошибался.
Она всегда была недосягаемой: надежда деревни, окруженная заботой и любовью. Жила в доме Атеши, встречала и провожала день возле источника. Разве мог я – отверженный, тень, – подойти к ней? Мог лишь смотреть издалека и незримо стоять рядом. Но любовь и забота оказались ложью, и это я был ей нужен все эти годы.
– Я давно уже почти не разговариваю в деревне, – сказал я.
Нэйталари шевельнулась под моей рукой, едва заметно кивнула. Конечно, она знает. Это я не понимал, как ей тяжело и одиноко, как душно в доме Атеши, – а она все видела.
– Я думал, чувствовал, ты не такая, как они. Надеялся, что после посвящения тебе и так все будет ясно. – Эти слова были такими тусклыми, меркли рядом с ней. Вот же она – совсем близко, слышит меня и понимает. Я засмеялся, сказал: – Глупо, конечно. Тебе и без посвящения все ясно.
Я смутил ее: Нэйталари отвернулась, скользнула вперед и, поймав мою руку, потянула за собой. В ее ладони огнем билась радость, но и печаль не утихла – тянулась от сердца. Печаль о деревне, о людях, которым мы должны светить и которые нас не понимают.
– Пойдем, я хочу послушать источник, – сказала Нэйталари, и тропа вновь потекла под нами, торопя и маня.
Я шел, оставая на полшага, ступал по следам Нэйталари. Колкий иней обжигал ступни, я не мог отличить холода от жара. Смотрел на ее руку, стиснувшую мои пальцы, на тяжелую косу на плече. Луна мерцала на камнях, вплетенных в волосы.
– Я не понимаю, почему они такие. – Голос Нэйталари был тихим, как ночные вздохи леса. – Я думала, после посвящения буду знать, что делать. Боялась, ты считаешь, что я все вижу как они, или что так оно и есть на самом деле. Я многого не понимаю и боялась, ты не станешь со мной говорить. Мне нужно было прийти раньше.
Она запнулась, смолкла, но чувства ее бушевали, рвались на волю сквозь прикосновение: безоглядная вера, любовь, – словно я всегда был ее старшей звездой, словно душа ее была посвящена мне, а уже после – источнику.
Тропа сияла и пела, мы были уже близко. И пело мое сердце, сжигало мысли. Скрытый источник выбрал меня, и Нэйталари в меня верит, – вместе мы сделаем то, что никому другому не по силам, вместе мы озарим небо.
– Мне надо было самому заговорить с тобой, – сказал я. – Не важно. Все вовремя и все как надо.
Поляна открылась перед нами, тропа замерла. Мы остановились на краю.
Эцэлэт, Эцэлэт, мой посвященный, ты здесь.
Песня источника искрилась счастьем, как моя душа, покрытые исморозью листья переливались и мерцали.