Приветственная песня источника была все ближе. Неслась навстречу, опьяняла, – я едва заметил, как мы миновали деревню, перебрались по мосткам на западный берег реки. И лишь тогда понял, что не только звездный свет ждет нас.
Нэйталари крепче сжала мою руку, но не замедлила шаг.
Возле круга камней стоял Атеши. Его я тоже видел теперь ярче: морщины, изрезавшие лицо следами беспокойства и страха; отблески света на серых прядях; усталость, давящую на плечи, и гордость, не позволявшую согнуться. Он казался одновременно меньше и настойчивей, жестче. Изменил ли его обновленный свет источника, или просто я стал видеть яснее?
Меня Атеши словно бы не заметил. Скользнул взглядом – отчужденным, холодным, – и повернулся к Нэйталари.
Позади Атеши, в его тени, стоял Решт-Лири. Мне не нужно было смотреть ему в глаза, чтобы увидеть ненависть напополам с презрением, – эти чувства раскаляли воздух, отравляли солнечный свет.
Не выпуская руки Нэйталари, я шагнул вперед, встал между ней и Атеши и сказал:
– Нэйталари теперь – посвященная и мой предвестник. Связанная со мной она вошла в источник вчера ночью и вернулась ко мне.
Сияющий поток в круге камней вспыхнул ярче, эхо победной песни разошлось, как круги по воде.
Атеши не взглянул на меня.
– Я чувствовал, что-то случилось, – сказал он Нэйталари. – Идем со мной.
Он протянул ей руку – так обыденно, просто, словно ни на миг не сомневался, что сейчас Нэйталари отпустит мою ладонь и последует за ним.
Она замерла – напряженная, как тетива перед выстрелом. Я слышал гнев в биении ее пульса, он нарастал, становился все громче, быстрее, вот-вот превратится в слова. Атеши ждал, терпеливо, встревоженно, его молчание теснило меня прочь, обвиняло: «Что ты сделал с моей ученицей? Уходи, тебе здесь не место».
Увести Нэйталари к источнику, не замечая Атеши, как он не замечает меня? Или попробовать объяснить еще раз – он должен понять! Прежде, чем я решил, как будет лучше, Нэйталари заговорила.
– Все так, как говорит Эцэлэт. – Она отмахнулась – и от протянутой руки Атеши, и от его слов. – Я пойду только вместе с ним.
Решт-Лири подался вперед, но потом словно бы передумал, остался стоять за спиной у Атеши. А тот медленно перевел на меня взгляд – по-прежнему обвиняющий, тяжелый, – вздохнул и сказал:
– Что ж, пойдемте поговорим.
Решт-Лири шел за нами до дома собраний. Попытался догнать Нэйталари, заговорить с ней, – но она отрезала: «Потом». Он отступил, но не остановился, и до самого порога я слышал тяжелые шаги за спиной, чувствовал буравящий взгляд.
Атеши впереди нас, Решт-Лири позади – ведут в дом собраний, словно мы провинились и должны предстать перед советом, признать свою вину и принять наказание.
Я хотел поддержать Нэйталари, коснуться ее души, сказать, что все будет хорошо, что нас поймут, свет изменит все – даже если не сразу. Но темные мысли клубились, мешали, и я лишь сумел крепче сжать ее руку и вслушаться в голоса источников.
Эцэлэт, Эцэлэт, пел свет, скрытый в глубине леса, эхом искрящийся в земле, по которой я шел.
Нэйталари, вторил ему поток сияющий возле реки.
Голоса источников перекликались, переплетали наши имена, и, очарованный ими, я не заметил, как мы переступили порог.
Я никогда не был здесь прежде.
Эта мысль обострила чувства, заставила окинуть взглядом просторный сумрачный дом. Окна были распахнуты, солнце разлилось на полу, но не могло дотянуться до углов, разогнать тени. Воздух был затхлым, пыльным, стропила нависали над головой как мертвые ветви.
Те, кого в Сердце леса считали старшими звездами, собрались здесь, ждали. Все четверо обернулись, когда мы вошли: Мишма шагнула к Атеши, вопросительно склонила голову; Зири улыбнулась, недоверчиво и зло, Найяр полоснул меня гневным взглядом. Лишь Анмит остался сидеть у дальней стены, почти неразличимый в полумраке. Тишина дрожала от невысказанных мыслей, – по едва заметным движениям глаз и рук я догался, что старшие звезды ведут безмолвный разговор, говорят о нас. Что ж, если они откажутся от Нэйталари, – значит, они старше других лишь годами.